Когда с этим было покончено, охрану дома я препоручил Йохану. Как по мне, настало время и ему взять на себя немного ответственности, к тому же, я хорошо помнил слова Луки о том, как отнёсся Йохан к тому, что управлять харчевней я назначил Хари. Йохан храбро бился в эту ночь – быть «молотом» трудно и опасно, а он вызвался сам и выполнил задание, равно как и Дюк тогда в Мессии. Между моим братцем и Дюком вообще хватало сходства, но как-никак он мне всё-таки родной человек.

В помощники себе он выбрал Тесака, что меня нисколько не удивило, а также сэра Эланда – вот этого я не ожидал. Эланд тоже поработал «молотом», и я задумался: уж не возникают ли между ним и Йоханом доверительные отношения? Как устроить всё на более долгий срок, можно поразмыслить наутро, так что я кивнул и предоставил ему свободу действий.

Мы с Анной во главе остального отряда не спеша отправились назад в «Руки кожевника». Там нас уже ждали Чёрный Билли, Мика и Эйльса, хотя она вроде бы уже собиралась закрывать харчевню на ночь. Это было хорошо. Мы сбросили плащи – под ними наши платья и руки почти совсем почернели от крови, хоть это и была по большей части чужая кровь.

– Ну и ночка у вас выдалась, господин Благ, – сказала Эйльса голосом трактирщицы. Не спрашивая, пошла наполнять нам кружки. На лице у неё читалось одобрение, хотя, уверен, она заметила, что нас стало меньше, чем было. Нас стало меньше, чем должно было быть, даже учитывая тех, что остались стеречь постоялый двор, но она ничего не сказала. Она приняла это как должное, как и следует поступать подруге делового человека, и это было хорошо. За это я испытал к аларийке уважение.

Анна отправила Сэма Простака на кухню – греть воду для помывки, а мы пили в напряжённой тишине, как это всегда бывает после грязной работы. Наутро пойдут и шутки, и похвальба, будут множиться росказни о том, кто и как укокошил больше врагов, но это – позже. Мы все до одного были народ прожжённый, привычный к тяжелому ратному труду, но шок – он шок и есть, ему подвержен каждый. Даже Йохан, как бы мой младшенький ни притворялся, что ему всё нипочём. Может, это и неверно для лучников или отрядов, стреляющих из огромных осадных пушек, для тех, кто не видит в лицо людей, которых убивает. Чего не знаю, того не знаю. Зато я прекрасно знаю, каково глядеть в глаза человеку, который стоит в шаге от тебя, а ты только что вынул остро отточенный клинок у него из брюха и лишил беднягу жизни. После такого как-то не хочется об этом шутить.

Я взял стакан, сел за свой излюбленный стол в углу и кивком поздоровался с Микой – он был на другом конце комнаты. В эту ночь, ясное дело, его с нами не было. Сейчас его место в харчевне, вместе с Билли, но он побывал и в Мессии, и под Абингоном. Он знал, что такое грязная работа, и что лучше меня не дёргать. Кивнул в ответ и оставил меня в покое.

Через минуту ко мне подсела Анна со своим собственным стаканом. Опускаясь на стул напротив, она скривилась, так что шрам на лице дёрнулся.

– Печально, что мы потеряли Ника, и этого парня из отряда Йохана тоже жаль, – вздохнула она. – Наши ряды редеют.

Что правда, то правда. Билл и сэр Эланд, а теперь ещё и Йохан с Тесаком держат постоялые дворы, Ник Нож и Ганна убиты, Брак по-прежнему приставлен к моей тётушке, Хари ранен, Котелок, по сути дела, ушёл в отставку – итого в «Руках кожевника» у меня осталось одиннадцать человек, не считая Билли Байстрюка и самой Анны.

Пока что этого хватало, а чтобы спать под одной крышей, нас по-прежнему даже слишком много. И всё-таки чем больше владений буду я отвоёвывать, тем сильнее будут редеть ряды, ведь если занял заведение, надо его удерживать, иначе, само собой, долго оно моим не пробудет.

– В такие уж времена мы живём, – ответил я. – Пока что обойдёмся. Потом, может, кину по улицам клич – дескать, есть работа для отчаянных ребят, которые умеют выполнять приказы и знают, с какой стороны держать клинок.

– А другие как это воспримут? – спросила Анна. – У нас тут всё строится на доверии и товариществе. Терять товарищей тяжело, вот хоть того же Ника в отряде очень любили. И вдруг появятся новые лица… Не знаю, Томас.

Я покачал головой:

– Необязательно принимать их в ряды Благочестивых. По крайней мере, сразу. Может, со временем, но с этим уже как выйдет. Привратников, посыльных и дозорных – их-то можно нанять.

– Думаю, можно, – сказала Анна, по всей видимости, о чём-то размышляя. – Будет как в Мессии. Там ведь принимали мы новичков, чтобы заткнуть дыры в строю.

Она помрачнела – похоже, вспомнила: там, в Мессии, приняли мы в отряд и Билли Байстрюка. Опять поморщилась, потирая ногу под столом.

– Глубокая рана-то? – спросил я.

Она пожала плечами:

– Палицей бедро задели. Неглубоко, только до мяса. Переломов нет, скоро заживёт.

– У тебя будет превосходный чёрный синяк, завтра Роузи покажешь.

Я улыбнулся, но, поймав на себе злобный взгляд Анны, пожалел, что не придержал язык.

– Я не… – начала она, но осеклась.

– Госпожа наша простила тебе твой грех, – напомнил я, не повышая голоса. Это был личный вопрос, дело, касающееся только капеллана и одного из его прихожан, не предназначенное для посторонних ушей. – Ты не переплыла реку ни под Абингоном, ни сегодня ночью, но что будет завтра – обещать не могу. Живи, Анна Кровавая, живи, пока можешь.

Она опустила голову и глубоко, прерывисто вдохнула.

– Есть, – не сразу сказала Анна и снова поднялась. – Видимо, буду жить.

Залпом она осушила брагу и отправилась на кухню – наконец-таки смыть с ладоней запёкшуюся кровь.

Несколько дней всё было тихо. Не только Анну ранили в Скотобойном закоулке, и каждому требовалось время, чтобы отлежаться и выздороветь. По Нику Ножу, конечно, горевали, но он уже не первый друг, которого мы теряли, и уж точно не последний. Снова приходил Поль-портной со своим подмастерьем, но на этот раз ещё и с подводой – все разобрали себе по новому нарядному платью. Кроме того, ребята приучились наведываться к Эрнсту-цирюльнику в Торговый ряд, и таким образом весь отряд стал наконец похож на настоящих Благочестивых.

В придачу к «Рукам кожевника» отбили мы оба постоялых двора, и всё это хозяйство начинало приносить доход. В харчевне пополнились запасы еды, пива и браги, да и Билл Бабник сдерживал своё обещание. Когда опять настал Божий день и он явился ко мне с отчётами, я не смог не признать – он всё сделал, как мы условились. Взял, правда, не пять, а шесть марок, но снял с них хороший навар. Что ж, четверть этого навара по праву отошла ему.

С утра я принимал исповеди, а после обеда сделал Билла совладельцем постоялого двора в Свечном закоулке. Анна к исповеди не явилась, но я знал: с битвы в Скотобойном закоулке она захаживает к Биллу в заведение каждую ночь – и это идёт ей на пользу.

Мне нравилось, что она довольна.

Всё было путём, кроме одного. Я сказал Старому Курту, что приведу к нему Билли Байстрюка, да так и не привёл. Билли был на вид вполне доволен жизнью, к тому же они с Хари даже, можно сказать, сдружились. Зародилась ли их дружба в ночь, когда Билли парил над умирающим Хари и совершал то, что он там над ним совершил, или же коренилась в лакомствах, которыми Хари подкармливал парнишку на кухне, мне неизвестно, но осмелюсь предположить, что это и не важно. Видеть их вместе было приятно, мне не хотелось разрушать их содружество, но, понятно, сделать это всё-таки придётся.