не залюбоваться. Симпатичный. Я подмечаю это для себя не впервой. Но когда у Жарова вот такой безмятежный, спокойный, расслабленный вид, а если еще он и улыбается, тогда от него просто невозможно отвести глаз.

Мужчина сложил руки на груди и мерно посапывает. Такое ощущение, что за ночь он даже не поменял позы.

Э-э-эх, на опасную дорожку заходишь, Владка.

Я, пока совсем не потеряла голову, тихонечко сползаю с дивана. Тут же под ногами завозилась Кася.

– Тише, проказница, – шепчу ей, потрепав по голове, – пойдем.

Я чувствую себя вполне сносно. Голова, правда, тяжелая все еще, и слегка потряхивает изнутри, но не критично. Понимаю, что собаку нужно выгулять. Срочно. Не знаю, гулял ли с ней вчера вечером Жаров, но так как “сюрпризов” по углам не нашлось, думаю, да.

Первым делом поднимаюсь к себе. Умываюсь и быстро принимаю душ. В зеркале с придирчивостью разглядываю свое потрепанное болезнью отражение, сетуя на то, как материальны все-таки мысли. Не хотела ехать с Пашей в универ? Пожалуйста. Получите, распишитесь. Теперь целую неделю дома сидеть на больничном.

Под глазами пролегли тени, больше похожие на синяки, а щеки впали. Еще и бледность эта нездоровая, прямо как умертвие, Рыбкина. Фу! Ведь всего сутки как болею, а видок уже плачевный.

Выхожу из ванной, натягивая на себя теплый спортивный костюм, чувствуя, как от каждого движения все сильней волной накатывает слабость. Но ничего, полчаса на свежем воздухе даже для здоровья полезны. Тем более, Кася уже преданно смотрит на тумбу с поводком. Напяливаю кроссовки и уже хочу выйти, провернув ключ в замке, когда слышу голос Паши со стороны лестницы:

– И не вздумай!

Не поняла, это он кому сейчас?

Открываю смежную дверь и выглядываю, замечая Пашу у лестницы. Мужчина, подбоченившись, стоит и смотрит на меня недобрым сонным взглядом.

– Это ты мне?

– Куда ты намылилась? – стоит, такой забавный, с взъерошенной прической, помятый со сна.

– Собаку выгулять, – говорю чуть хриплым голосом.

– Марш в постель, я сам погуляю. Только минуту мне дай, умоюсь хоть, а то бомжей на улице распугаю, – говорит он, потирая заросшие щеки.

– И ничего не напугаете, – говорю серьезно, чем заставляю Павла обернуться в мою сторону.

Он пару секунд смотрит на меня, не моргая, а затем вновь говорит:

– Я, кажется, отправил тебя в кровать.

– Иду уже, иду, – обреченно вздыхаю и послушно выполняю его приказ.

Раздевшись, забираюсь в свою постель, какое-то время еще ворча на раскомандовавшегося надзирателя, но потом сама не замечаю, как проваливаюсь в забытье. Веки одномоментно налились свинцом, и я не смогла противиться накатившему сну, в котором Паша романтично поцеловал меня в лоб, нахмурился, а потом заговорил обеспокоенно:

– Рыбкина.

Я молчу.

– Рыбкина.

Я так не хочу отзываться. Язык просто не ворочается.

– Рыбкина! – повторил Жаров уже громче и начал трясти меня за плечо, практически вырывая из сладких объятий Морфея.

– Ну, что? – оказывается, я спала, потому что мне с трудом удается открыть глаза. Голова ватная, мысли путаются, а тело горит. Похоже, меня снова лихорадит. Бр-р-р, отвратное состояние нестояния. Утром я точно чувствовала себя лучше. И кстати, сколько времени? И где Кася? А, вот она, у ног моей “сиделки” крутится, хвостом виляет и на меня поглядывает.

– Лекарства принять нужно и вот, чай горячий, давай, – командует Паша.

А у меня и сил нет сопротивляться. Принимаю из его рук таблетки, запиваю. Морщась от противного горького привкуса лекарств, смотрю на Жарова умоляющим взглядом. Может, хватит меня мучить?

– Садись удобнее, – снова поступает команда, и я слушаюсь беспрекословно.  У меня в руках тут же оказывается чашка, из которой поднимается ароматный дымок.

– М-м-м, – втягиваю носом запах трав, – что это?

– Чай, – пожимает плечами мужчина. – Пей, поможет от простуды.

– Но вчера был другой, – настаиваю я, – новый чудо рецепт?

– Влада, пей уже. Меньше слов, больше дела.

– Так нечестно, а вдруг ты меня отравить пытаешься? Так что тут?

Дядя Паша закатывает глаза, поднимется с кровати и убирает руки в карманы брюк. И только потом, поняв, что я жду ответа, усмехается и говорит:

– Не отстанешь, да?

– Не-а, – улыбаюсь победно.

– Это рецепт моей бабушки. Там присутствует чай, имбирь, лимон и специи. Довольна, заноза моя любопытная?

– Хм… специи?

А это его “моя заноза” даже мило прозвучало. Вот если бы… нет, Влада, не «если бы»! Это у тебя в голове вирус говорит.

– Да, кардамон и гвоздика. Увидев, что у тебя снова поперла температура,  я тут же вспомнил рецепт из детства.

– Вы ходили в магазин? – удивленно вскидываю брови, делая глоток напитка.

– Доставку, Рыбкина, никто не отменял.

– Не думала, что у такого как вы, была бабушка, да и странно вас представлять ребенком. Мне казалось, что вы вот такой: сразу в костюме и с дипломатом в руках – и появились, – усмехнулась, встретившись с его насмешливым взглядом.

– Смеешься, уже хорошо. Значит, от пятой точки отлегло. И да, могу тебя разочаровать: я был маленьким, и у меня, как и у многих, были бабушка с дедушкой. А теперь я пойду, а ты допивай и отдыхай.

Так я и остаюсь снова одна в своей комнате. На кровать забирается Кася и укладывается в ногах. Вскоре я снова засыпаю, уже спокойным и легким сном. Наконец-то меня перестает знобить.

Когда я снова просыпаюсь, это дается мне так же легко, как и в первый раз, утром в гостиной Паши. Потягиваюсь, сладко улыбнувшись. И правда, волшебный чай. Надо еще раз такой попить. Сил как будто прибавилось, да и настроение заметно улучшилось. Температуры и подавно нет. А вот желудок дает о себе знать, напоминая, что завтрака сегодня-то и не было. А судя по времени, и обед я проспала.

Поэтому я переодеваюсь в свежую домашнюю одежду, еще раз умываюсь и, посмотрев на часы, которые показывают почти три часа дня, плетусь к себе на кухню.

Из имеющихся продуктов я решаю приготовить куриный легкий супчик с домашней лапшой. И если мне повезет, то Паша смог бы оценить. Неожиданно просто захотелось вредной мне сделать надзирателю приятно, в ответ на все его бубняще-ворчащие, но ухаживания за мной второй день подряд. Кстати, этот суп очень любит папа, и я его раньше им часто баловала. Так