Добренко всё-таки приподнял голову, глянул на Машу эдаким долгим взглядом и опять упёрся затылком о спинку дивана.

– Говорю, что хочу тебя, аж… Сводит всё, короче, – сообщил постно, будто таблицу умножения зачитывая. – Как пацан, блин, сопливый. Сказать кому, так не поверят, а мне даже приснилось… ну, как всё вышло. Ты вот с поцелуями, а я только и думаю, как бы тебя… половчее.

Нужно было немедленно встать. Ещё бы стоило сказать что-нибудь такое, чтоб сразу вогнать этого деревенского мачо в диван по самую шляпку, чтоб он и рта раскрыть не посмел. Совсем не лишним было б выплеснуть ему в лицо остатки кофе. И даже хорошая пощечина не помешала бы.

Но Мария Архиповна не сделала ни первого, ни второго – она вообще ничего не сделала, только покраснела так, что щекам и лбу стало жарко, будто у неё температура подскочила. А ещё язык прикусила, чтоб не спросить и как у них там всё вышло во сне.

И кто тут мальчик Вася из третьего класса? В смысле, девочка Вася? То есть…

– Если я к тебе полезу, ты мне по морде дашь и в неё же плюнешь, – всё тем же очень ровным скучным тоном продолжал разглагольствовать Саша. – Ну и всё. Я ж понимаю, за тобой ухаживать надо, любовь-морковь, признания, слова всякие. Но не по моей этой части, не умею я. Так что давай подождём, пока ты… Подождём, короче.

Добренко резко, одним каким-то очень ладным движением поднялся и, шагая широко, зло, покинул комнату, оставив Машу сгорать от стыда. Потому как госпожа Мельге именно в этот момент, вот буквально в секунду осознала: не стала бы она ни плеваться, ни морды бить, если б этот Робин Гуд местного разлива к ней… полез. А значит что? Значит, получается, Мария Архиповна, ещё не разведённая жена, знающая всяких дрессировщиков без году неделя, никто иная, как гражданка с пониженной социальной ответственностью. Или, переводя на мухлоньский язык, обыкновенная…

– Ещё кофе? – Малыш появился совсем неслышно, будто попросту из воздуха воплотился.

А, может, он тут всё время был, просто Маша его не замечала? Кошмар какой-то!

Мария отрицательно замотала головой, нелепо прижав ладони к щекам, которые и сами горели, и руки, кажется, жгли.

– Вы не обижайтесь на Алекса, – негромко, почти шёпотом попросил мужчина, пристраиваясь на краешек дивана, где только что Добренко сидел. – Он это всё не со зла, его ведь тоже переколбасило. Как жена бросила, с тех пор, считай, никого и не было. Вы поймите, он ведь трусит, как последняя…

– Чья жена бросила? – выдала Мария, только это, собственно, и услышавшая.

– Так его же, Алекса. – Малыш посмотрел на Мельге искоса, по-птичьи, повозился, устраиваясь удобнее, зачем-то сунул ладони под собственный зад. – Он её не в цирке нашёл, не наша она, пришлая. Переводчицей при нём была, когда Алекс по Китаю с аттракционом мотался.

– Она китаянка? – невесть зачем уточнила Маша.

– Почему китаянка? Местная, русская. Просто работала там. Уж какая вся из себя любовь была: «Сашенька, Сашенька!» – дико скривившись, передразнил Малыш кого-то явно неприятного. – А когда всё случилось, сообразила, что денежек больше не будет, и умотала, только её и видели. Алекс даже ещё из больницы не вышел.

– А что случилось-то? – тоже почему-то шёпотом спросила Мария.

– Ну как… – Сашин помощник снова одарил Машу сорочьим взглядом. – Это всё продюсер его, тоже деньги очень любил. Ну представь, жара страшная, градусов под сорок. Да ещё корм зверью пришёл подтухший, а на другой эта сволочь денег не даёт. Ну, его можно понять, тигр не домашняя киса, ему много нужно, а таких морд двенадцать. И с водой проблемы, животин даже не искупаешь толком, так, носы помочить. В общем, нервничали, злились. Да тут ещё Хан… Он у Алекса звездой был, здоровущий такой котяра, красавец! Ну вот траванулся Хан тухлятиной и серьёзно. Выходили, конечно. Но продюсер, скотина, заладил про график, про неустойку. Короче, опять деньги. Ну чего делать?

– И что, прямо на выступлении? – выдохнула Мария, уже обо всём догадавшись.

– Слава богу, нет, на репетиции. Хан едва лапы волок, бесился. Другие тоже дёргались. В общем, поехала у тигрины крыша, бросился. А у Алекса револьвер с холостыми, хлыст да табуретка, но те больше для красоты, да он и сам протормозил. Помощники с брандспойтами за сеткой, конечно, стояли, но воды-то нет. Короче, нехорошо получилось. Потом ещё Алекса сначала в местную больничку, там его как увидели, так на задницу и сели. Повезли в другую, но пока машину нашли, пока то, сё. Прооперировали и неудачно. Дальше уж старший Добренко влез, связи поднял, денег отвалил. Ну чего говорить-то?

Малыш безнадёжно махнул рукой.

– А с тигром что? – совсем уж неслышно спросила Маша.

– Да что? Пристрелили с перепугу. Как по мне, так это Алекса окончательно и добило. Ну и Милка его, конечно. Выкарабкаться-то он выкарабкался, но, сама понимаешь.

Мария послушно кивнула, хотя ничего она не понимала, да и представлялось это всё не слишком отчётливо. Одно дело в собственной спальне застукать супруга с голой задницей и секретаршей и совсем другое когда тебя вот так… бросают. Просто потому, что ты ни на что уже не годен.

И, главное, сколько не отмахивайся, а гаденький вопросик всё равно настойчиво лез в голову: сама-то она на месте неведомой Милки как бы поступила?

***

Самое эффективное средство от дурных назойливых мыслей – это работа. Ну или хотя бы занятие, требующее сосредоточенности. Найти такое в Мухлово оказалось не просто. Маша и по дому походила, и по участку, и облезший фонтанчик поколупала. Хотела было выгрести из его чаши прошлогоднюю листву, да передумала. Даже подвядшие огуречные грядки, высаженные рачительным Михалычем, полила. Время убить эти несомненно плодотворные занятия, конечно, помогли, а вот от дум не спасли.

Самое противное, что мыслилось не конкретно, а как-то абстрактно. Мнился Иркин ехидный голос: «Это не наш размерчик!», виделись бабушкины округлившиеся от ужаса глаза и брезгливо поджатые губы Павла: «Мария, так опускаться нельзя!» А как можно? Вот если пользоваться железной логикой мужа, то, например, до Тёмы можно опуститься? Ну ведь молодой, симпатичный, волосы как будто выгоревшие, глаза опять же…

Вот додумавшись до этого момента, Маша передёрнула плечами в брезгливом ужасе и решила действовать.

Адресок дачи лискиного профессора, которого звали, оказывается, Марк Платоныч – надо бы запомнить, наконец, вон фамилию Добренко, чай, моментом усвоила! – раздобыть было не легко, а очень легко. Зефирка Оксана даже не спросила, на кой он госпоже Мельге понадобился, просто разобъяснила, как добраться и: «Вы мимо Слободкиных не ходите, у них вечно куры пасутся, всю траву загадили, ещё туфли угваздаете, а возьмите влево и по заборчику-то двигайте». Правда, с гиперобщительной продавщицей пришлось ещё поболтать на отвлечённые темы и купить пачку чая да невнятных карамелек – для конспирации.

Мария Архиповна совсем уж собралась на разведку, но к счастью вовремя сообразила, что едва не провалила задание, как радистка Кэт. Привыкнув к мухловской вольнице, Маша собралась топать в гости к профессору как была, то есть в дешёвеньких китайских брючатах, прикупленных во время недавнего шопинга, и безразмерной майке с жуткой мордой, приобретённой тогда же. Ну что делать, если госпоже Мельге такие футболки по сердцу пришлись?