на соединение эсминцы капитана 2-го ранга Брума в сопровождении американского эсминца «Уэйнрайт». «Он идет прямо на нас, вспенивая воду, самодовольный и самоуверенный, – писал Фербенкс. – Интересно, как там наш юный энсин с «Уильяма Хупера», у которого было только 90 снарядов для его 4-дюймовых орудий?» Брум вел свои шесть эсминцев на 20 узлах, стремясь догнать крейсеры и эсминцы эскадры Гамильтона, уходившие на юго-запад в стену сплошного тумана. К 23 часам эсминцы почти настигли крейсерскую эскадру. Эсминец «Уилтон» просигналил на «Ледбери»: «Каким ходом идете?» «Ледбери» ответил: «Полный вперед». С мостика своего флагмана Гамильтон передал на эсминцы Брума, чтобы те сильно не надрывались, а «срезали углы». В 23.18 они заняли позицию за кормой флагмана Гамильтона, к этому моменту взявшему курс точно на запад. Когда эсминцы и крейсеры проходили мимо сбитых с толку транспортов, в 23.30 Даудинг пожелал Бруму всего доброго: «Большое спасибо. До свидания и хорошей охоты!» Брум просигналил в ответ, расставаясь со своими подопечными: «Неприятно оставлять вас вот так. Удачи. У вас непростое дело».

Адмиралтейство приказало идти «полным ходом». Контр-адмирал Гамильтон поднял скорость хода до 25 узлов. Скоро корабли шли через масляные пятна и плавающие обломки – последствия вечерней атаки с воздуха. Гамильтон, готовясь к предстоящему, по его мнению, неминуемому бою с противником, приказал на всех кораблях сыграть боевую тревогу.

По просьбе Гамильтона капитан 1-го ранга Дон Мун, старший офицер эсминцев на «Уэйнрайте», перестроил их все в две флотилии, в которых корабли выстроились на траверзе друг друга, готовые провести торпедную атаку против германских кораблей «с максимально близкой дистанции» – менее 2000 ярдов: «в случае внезапного соприкосновения на близкой дистанции атаковать без приказа с максимальным использованием эффекта неожиданности». (План Муна не учитывал того факта, что два эсминца Брума класса «Хант» были эскортными, мало предназначенными для другой роли, помимо противовоздушной и противолодочной обороны; у них не было ни одного торпедного аппарата.) Слух о том, что близится бой, сразу разлетелся по «Кеппелу». Моряки быстро перекусили и стали готовить орудия корабля к бою. Гамильтон строго приказал всем кораблям хранить молчание в эфире. Вскоре после полуночи крейсеры и эсминцы вошли в зону очень плотного тумана, который держался последующие шесть часов.

Другие суда охранения были удивлены таким поворотом событий, а последние приказы их старшего офицера были какими угодно, только не комплексными. Танкер-заправщик «Олдерсдейл», с его 8000 тонн топлива для кораблей конвоя, попробовал войти в контакт с Брумом посредством сигнального прожектора, когда эсминцы проходили мимо. Капитан танкера Хобсон хотел узнать, разворачивать судно назад или тоже последовать париказу рассеиваться. Ответа Хобсон не получил.

Лейтенант Грэдуэлл, командир вооруженного траулера «Эйршир», вспомнил слова Гамильтона на совещании офицеров эскорта за неделю до этого, что конвой вполне может быть причиной еще одной крупной битвы на море – «возможно, еще одной Ютландии». Учитывая уход крейсеров на запад, Грэдуэлл сделал единственный возможный в этих условиях вывод, придя к мысли, что пройдет немного времени, прежде чем на горизонте появится «Тирпиц», и приказал, чтобы команда прикрепила все имеющиеся в распоряжении глубинные бомбы к топливным бочкам. Его план состоял в следующем: сбросить все их на пути линкора, если удастся подобраться достаточно близко, затем поставить «Эйршир» прямо поперек курса «Тирпица» и взорвать траулер при столкновении. Командир корабля ПВО «Паломарес» приказал очистить нижнюю палубу и объяснил команде, что если они увидят «Тирпиц», то их корабль и два корвета в компании с ним поведут себя, как если бы они были крейсером и двумя эсминцами, и пойдут прямо на немцев, чтобы задержать их и дать возможность уйти грузовым судам. Капитан провел короткую мессу и дал возможность всем свободным от вахты поспать, если смогут.

6

Было ли решение об отводе крейсеров частично мотивировано пониманием первым морским лордом того факта, что половина подвергаемых опасности крейсеров американские? Уинстон Черчилль предложил именно такое объяснение в своих послевоенных мемуарах, сначала представленных в серии публикаций 1950 года в «Дейли телеграф». В военно-морских летописях того времени нет ничего, подтверждающего эту точку зрения. Хотя за публикацией мемуаров, описывающих разгром PQ-17, стоял капитан 1-го ранга Аллен, один из многих авторов, которые помогали бывшему премьер-министру в решении этой важнейшей задачи; сам Аллен сообщил мне, что неубедительное объяснение действий Паунда было вставлено в текст самим Черчиллем, так как «он старался найти оправдание для своего старого друга». Мы знаем, что Черчиллю было свойственно при случае придумывать объяснения, которые смягчали бы ошибки его протеже.

Вопреки тому, что нам предлагает официальная историография, Черчилль, однако, не знал в то время, что именно сэр Дадли Паунд принял роковое решение о рассеянии конвоя. Аллен говорил: «Когда я сказал ему (Черчиллю) однажды утром в 1949 году, что из анализа официальных бумаг и своих бесед с офицерами военно-морского штаба я получил информацию, что Паунд был ответствен за решения относительно PQ-17, я увидел настоящие боль и печаль на его лице; он не знал об этом». В мемуарах Черчилля Аллен соответственно написал от имени Черчилля: «Тайна об этих приказах, направленных от имени первого морского лорда, так строго охранялась адмиралтейством, что об этих фактах я узнал только после войны».

Что бы впоследствии ни писали историки, эффект приказов из адмиралтейства имел необратимое воздействие на события в Баренцевом море. Контр-адмирал Гамильтон в частном порядке объяснял потом:

«Хотя в мои намерения не входило искать столкновения с «Тирпицем», казалось вероятным, что я не смог бы избежать его. Очевидно, «Кеппел» оценил ситуацию подобным же образом, и переданные им по радио распоряжения и мой приказ эсминцам эскорта присоединиться ко мне были основаны полностью на этом выводе. Рассеяние конвоя в водах, кишащих подводными лодками и самолетами противника, могло только означать вероятность ближайшей атаки со стороны надводных сил, и в этих условиях надлежащей позицией, которую могли бы занять эсминцы, как казалось очевидным, было сосредоточение с силами, которые могли бы встретить эту атаку, но не рассеиваться вместе с конвоем».

Он отметил, что предусмотрел оставить двенадцать противолодочных кораблей вместе с конвоем, несмотря на предложение Брума, чтобы они также отошли на запад: «Я без колебаний одобрил приказ, чтобы эсминцы присоединились ко мне».

Адмирал Тови ясно изложил в своем рапорте адмиралтейству, что он считает действия и Гамильтона, и эсминцев совершёнными вследствие опрометчивых приказов. «Форма приказов об уходе крейсеров охранения и рассеивании конвоя была такой, что со стороны Гамильтона вполне резонно было сделать вывод, будто нападение «Тирпица» близится», – признал он. И добавил, что в этих обстоятельствах Гамильтон был прав, «приказав»