в последний момент с борта судна на расстоянии в милю увидели плот с «Наварино», там было десять человек. В 21.20 все они были подняты на борт. Почти в это же время в Лондоне было принято решение, которое принесет несчастье конвою PQ-17.

4

В то время как потрепанные «Хейнкели» возвращались на свою базу в Северной Норвегии, а три британских спасателя силились нагнать гордый конвой, теперь в строгом построении прокладывавший себе путь через Баренцево море, в берлинский штаб ВМФ поступило сообщение со станции радиоперехвата в Киркенесе – несколько «оперативных сигналов», переданных между 19 и 22 часами того вечера из Скапа-Флоу и Клиторпса и адресованных командующему флотом метрополии и кораблям из Скапа-Флоу.

Первый сигнал, переданный вскоре после 19 часов, нам уже известен: он предупреждал контр-адмирала Гамильтона и адмирала Тови, что вскоре может последовать «дальнейшая информация»; там также приказывалось, чтобы крейсеры держались с конвоем в ожидании новых инструкций. Вскоре после этого Гамильтон приказал в секретном порядке, чтобы катапультировали гидросамолет «Уолрас» с «Норфолка» для проведения в течение двух с половиной часов ледовой разведки. Самолет уже взлетал, когда из радиорубки «Норфолка» позвонили на мостик, что из Уайтхолла идет «весьма срочное» сообщение. Это был тот самый второй сигнал, перехваченный немцами. Командир корабля Белларс попросил у Гамильтона разрешения повременить с запуском самолета, пока не будет расшифровано сообщение. Гамильтон не разрешил, и самолет был катапультирован с крейсера. Буквально секунды спустя расшифрованный приказ поступил на мостики четырех крейсеров и на флагман адмирала Тови, находившийся в сотнях миль к западу.

На приказе было проставлено время 21.11, и он гласил: «Секретно. Весьма срочно. Крейсерам уйти на запад полным ходом»[56].

Самолет с «Норфолка» еще не успел выбросить свою буксируемую антенну, и ни по радио, ни прожекторами не удалось дать приказ экипажу вернуться. Моряки собрались у леерных ограждений и смотрели, как маленький самолет исчезает за горизонтом. Его экипаж не знал, что, когда они вернутся, крейсеры уже уйдут.

Минутами позже пришел новый приказ из адмиралтейства, вызвавший на мостике Гамильтона эффект разорвавшегося снаряда. Помеченный временем 21.23, он был адресован командующему конвоем и тому же Тови: «Секретно. Срочно. Ввиду угрозы со стороны надводных сил противника конвою рассредоточиться и следовать в русские порты».

Секундами позже пришло еще более срочное предписание: «Секретно. Весьма срочно. На мой 21.23 от 4 июля. Конвою рассеяться».

Для двух адмиралов эта пугающая череда приказов могла означать только одно: германские боевые корабли находятся в непосредственной близости и вот-вот начнут атаку.

На самом деле все обстояло далеко не так: корабли противника продолжали стоять на якорях в Алта-фьорде, и немцы практически не предполагали, что они будут использованы. В то время как в лондонском адмиралтействе по-прежнему царило крайнее беспокойство, в берлинском штабе ВМФ преобладала атмосфера отрешенности. В 17 часов обеспокоенность генерал-адмирала Карльса все более возрастала: когда и какое решение примет Берлин. Он указывал, что через двадцать четыре часа истечет временной лимит проведения операции «Ход конем». Если флот не выйдет в море в течение этого времени, он планировал собрать все боевые корабли, за исключением «Шеера» и двух эсминцев, в Нарвике и Тронхейме. В 20.30 того же вечера, когда заканчивался крупный авианалет на конвой, позвонил гросс-адмирал Редер из Берлина, соглашаясь с таким образом действий. И в конце этих суток в штабе ВМФ все еще расходились во мнениях, хотя верно заподозрили, что два «самолета с авианосца», которые видели вблизи конвоя, были разведывательными, запущенными катапультой с крейсеров Гамильтона, они по-прежнему были вынуждены признать, что не видят логического объяснения поведения крейсерского соединения, в отношении которого германским подводным лодкам, не занятым преследованием конвоя, было приказано быть готовыми к действиям. «Можно только надеяться, что темное время и утренние часы внесут некоторую ясность в этот вопрос», – сделали вывод в штабе ВМФ. А до тех пор их боевой флот не имел перспективы поднять якоря.

Час, предшествовавший передаче из британского адмиралтейства приказов об отводе крейсеров и рассеивании конвоя, был наиболее драматичным в истории британского военно-морского штаба в Лондоне.

Ранним утром британская дешифровальная служба раскрыла германский военно-морской шифр, действовавший в течение суток, – срок заканчивался в полдень. Сообщения, расшифрованные к этому времени, подтверждали имевшиеся подозрения, что «Тирпицу» и «Адмиралу Хипперу» было назначено войти этим утром в Алта-фьорд. Еще более угрожающим был расшифрованный приказ командующего флотом командиру своего крейсера (время – 7.40): «Срочно. Прибыть в Алта 9.00 на якорную стоянку «Тирпица» на выходе из Ваг-фьорда. Вновь приходящим эсминцам и торпедным катерам немедленно заправляться топливом».

Адмирал Паунд провел расчеты по карте и определил, что часов через шесть эти корабли могут напасть на конвой.

Приблизительно в 20.30 первый морской лорд вместе с группой офицеров спустился в «Цитадель», бетонное убежище, сооруженное за зданием адмиралтейства, где размещался подземный оперативно-разведывательный центр. Первым, кого посетил Паунд, был капитан 1-го ранга Дж. У. Клейтон – заместитель начальника центра. Спустя минуту-другую все они, включая и Клейтона, прошли по коридору и всей группой ввалились в кабинет капитана 2-го ранга Н. Деннинга, главного офицера в разведке, занимавшегося операциями надводных сил германского ВМФ. В этот кабинет стекались, по существу, все разведывательные сведения о передвижении германских боевых кораблей, включая данные радиоперехвата и агентурные.

Адмирал Паунд спросил Деннинга, вышел ли «Тирпиц» из Алта-фьорда. Деннинг ответил, что, если бы тот вышел, он наверняка слышал бы об этом. Паунд настаивал:

– Вы можете с уверенностью сказать, что «Тирпиц» еще в Алта-фьорде?

Офицер разведки ответил, что у него источники такого рода, что он не может знать, стоит ли линкор в данный момент на якоре, но сможет узнать, как только тот выйдет в море; на следующий вопрос он ответил, что пока нет свидетельств, что линкор собирается выйти в море в течение ближайших часов. Впоследствии Деннинг будет винить себя, что не сумел передать Паунду своей убежденности в том, что корабли пока еще стоят на якоре.

Деннинг основывал свое убеждение, что «Тирпиц» не в море, на отрицательных свидетельствах: не было слышно никакого радиообмена между группой «Север» и «Тирпицем», перехваченные сигналы командования на подлодки не содержали приказа подводным лодкам стаи «Ледовый дьявол» обеспечивать выход в море надводных кораблей… И норвежский агент в Алта-фьорде, конечно, передал бы словечко, если бы какой-нибудь корабль вышел в море. Но Паунд не спрашивал младшего по рангу о том, какими тот располагает свидетельствами, а сам офицер не стал проявлять инициативы. Когда первый морской лорд наконец вышел из кабинета Деннинга, у последнего создалось впечатление, что начальник принял его