— Я только что рассказал, что не могу сам ходить в туалет. Мне приходится звать маму, когда нужно спустить штаны, высморкаться или помазать дезодорантом подмышки. Уже в школе мне нужна была чья-то помощь. Почти во всем! Мне было стыдно. Я злился. Но это был, черт возьми, единственный выход! Во мне не осталось гордости, Эмброуз. Совсем. Пришлось выбирать между гордостью и жизнью. Ты тоже должен сделать выбор: можешь беречь свою гордость и торчать здесь, печь кексы, жиреть и стариться — все очень быстро махнут на тебя рукой. Или променяй гордость на секунду унижения — и верни свою жизнь.

Бейли никогда не ходил к памятнику Поли, Джесси, Бинсу и Гранту, и Эмброуз понимал почему. Холм, на котором его поставили, был слишком крут для инвалидной коляски — ни взобраться, ни спуститься. Город вроде собирал деньги на то, чтобы заасфальтировать тропинку, но пока руки до этого не дошли.

Когда Бейли рассказывал о памятнике, Эмброуз понял, как сильно тот хотел к нему подняться. Когда-нибудь он отвезет его туда, но сейчас пойдет один. Он откладывал это почти шесть месяцев — с тех пор, как вернулся в Ханна-Лейк. Но разговор о кексах, унижении, отсутствии гордости у Бейли убедил его: настало время действовать.

Эмброуз начал взбираться на холм, на вершине которого, с прекрасным видом на город, были похоронены его друзья. Их могилы расположились в ряд: четыре белых надгробия, глядящих на школу, где они вместе боролись и играли в футбол, где постепенно взрослели. Рядом с могилами стояла скамья, а за поляной раскинулись густые деревья. Здесь было хорошо — тихо и спокойно. На могилах лежали цветы, несколько записок и плюшевые игрушки. Сюда приходят часто, и это приятно, но Эмброуз надеялся, что сегодня побудет с друзьями наедине.

Поли и Грант лежали в центре, Бинс и Джесси — по левую и правую сторону. Забавно. В жизни было примерно так же: Поли и Грант — остов их компании, Бинс и Джесси — эмоциональная поддержка. Они вечно на все жаловались и не стеснялись говорить в лицо, что ты козел, но в конце концов именно на них всегда можно было рассчитывать. Эмброуз присел на корточки и прочел слова, написанные на надгробиях.

Коннор Лоренцо «Бинс» О’Тул

8 мая 1984–2 июля 2004

Mi hijo, Mi corazon[53]

Пол Остин Кимбэлл

29 июня 1984–2 июля 2004

Любимый друг, брат и сын

Грант Крейг Нильсон

1 ноября 1983–2 июля 2004

Навсегда в наших сердцах

Джесси Брукс Джордан

24 октября 1983–2 июля 2004

Отец, сын, солдат, друг

«Бороться до конца» — гласила надпись на каменной скамье. Эмброуз провел по ней пальцем. Так всегда говорил мистер Шин, точнее, кричал во время боя. Тренеру не важен был результат. Он хотел, чтобы его парни боролись до финального свистка.

Эмброуз присел на скамью и окинул взглядом долину, город, где прожил всю жизнь, за исключением года, который все изменил. Он поговорил с друзьями — не потому, что верил, будто они его слышат, а потому, что хотел высказаться.

Он передал им слова Бейли — о том, что нужно вернуть свою жизнь. Он не был уверен, что до конца понимает значение этой фразы. Иногда жизнь нельзя вернуть — только начать новую, но он не знал, как будет выглядеть его. Он вспомнил Ферн. Может быть, она станет частью этой новой жизни, но о ней Эмброуз не упомянул. Еще слишком рано. Его друзья слишком часто смеялись над рыжей девчушкой, не воспринимая ее всерьез, поэтому, чтобы защитить Ферн, он оставил мысли о ней при себе, в самом сердце.

Когда солнце начало опускаться за верхушки деревьев, Эмброуз побрел вниз по склону холма. Он был рад, что наконец нашел в себе силы сюда взобраться.

* * *

В спортзале пахло потом, хлоркой и воспоминаниями. Хорошими воспоминаниями. Два длинных каната висели по углам — на них он взбирался тысячу раз. На полу лежали маты — толстые резиновые полотна с кругами, отметками внутренней зоны, и линиями, с которых начинался бой. Мистер Шин подметал их, как делал, должно быть, больше тысячи раз — за свою-то тридцатилетнюю карьеру.

— Здравствуете, тренер, — тихо сказал Эмброуз, вспоминая, сколько раз отказывал тренеру после того, как вернулся домой.

Погруженный в свои мысли и не ждавший гостей, мистер Шин удивленно поднял голову.

— Эмброуз! — Его лицо засветилось такой искренней радостью, что Эмброуз жадно сглотнул. Зачем было так долго отворачиваться от своего старого тренера?

Майк Шин прекратил подметать и оперся на метлу.

— Как поживаешь, солдат?

Эмброуз поморщился. Вина и скорбь, как тяжелые цепи, сопровождали это слово. Его гордость за служение родине была стерта потерей друзей и виной, которую он чувствовал за их смерть. Пусть герои носят этот титул. Он этого недостоин.

От Майка не ускользнули эмоции гостя — он прищурился. Сердце тренера дрогнуло. Эмброуз Янг — феномен, настоящий монстр спорта. Любой тренер мечтал взять его в свою сборную. Не потому, что его победы могли принести славу, а потому, что воспитание будущей легенды захватывало и вдохновляло. Возможно, Эмброуз снова мог стать звездой. Но, глядя на него, мнущегося у дверей, Майк Шин начал в этом сомневаться.

Тренер увидел иронию в том, что Эмброуз лишился волос. Обычно он все схватывал на лету и выполнял все требования тренера, но стричься отказался наотрез. Он пообещал мистеру Шину убирать волосы в хвост на время тренировок и на соревнованиях. Тренер пошел на это при условии, что Эмброуз станет для всех примером в остальном. Если другие ребята начнут отпускать волосы, халтурить на тренировках или неуважительно относиться к команде, Янг будет лично за это отвечать — и подстрижется. Эмброуз выполнил свою часть уговора. Он стал капитаном. В дни соревнований он приходил в школу в парадных брюках и белой рубашке с галстуком и настаивал, чтобы другие парни одевались так же. Он всегда первым приходил на тренировку, а уходил с нее последним, работал лучше всех и уверенно вел команду. Мистер Шин всегда считал эту сделку лучшей в своей жизни.

Теперь Эмброуз был лысым. Вместе с волосами пропала его целеустремленность и уверенность в себе. Единственным зрячим глазом он нервно озирался по сторонам. Тренер невольно подумал, бывает ли такая вещь, как второй шанс. Телом Эмброуз мог быть все так же силен, но вот духом…

Эмброуз подошел к тренеру, сжимая в руках форму и чувствуя себя самозванцем, хотя любил это место больше всего на свете.

— Я говорил с Бейли. Он сказал, что вы будете здесь.

— Да? Ну что ж, так и есть. Хочешь потренироваться? Тряхнуть стариной? — Майк Шин задержал дыхание.