А вот как Глеб только мог подумать, что это сделала я?!

Понимаю, как нелепо постоянно бегать от него. Наверное, стоило бы все объяснить, но обида накатывает с такой силой, что меня начинают беспощадно душить подступившие слезы.

Я срываю с себя фартук и убегаю из кухни. Только, кажется, Глеб это предвидит. Ухватив за запястье, сжимает цепкими пальцами с такой силой, словно сковывает железными оковами. Попытки вырвать приводят к тому, что он грубо одергивает меня и цедит сквозь зубы:

– Как уже достали эти твои детские выходки! Я что, мальчик, который будет за тобой бегать? Или, может, ты меня путаешь со своим ботаном?! – его грозный рык парализует куда сильнее коротких ногтей, вонзившихся в мою кожу.

В глазах мужчины полыхает гнев, и весь вид говорит о том, что его терпению пришел конец.

– Пусти, мне больно! – пробую вырвать руку.

Кажется, моя попытка слегка забавит его. Глеб дергает сильнее, и я оказываюсь на расстоянии каких-то жалких миллиметров от него. Хмыкнув, он довольно ведет носом, словно наслаждаясь запахом моего страха. Паника от всего происходящего накрывает с головой. От взгляда, который прежде обволакивал восхищением и желанием, теперь меня наполняет ледяным ужасом. Медведев в считанные секунды превращается в настоящего хищника. Хотя, может, я и ошибаюсь: дело вовсе не в превращении. Скорее всего, он таким и был, а я этого просто не замечала. Смотрела на него через розовые очки.

– Ничего, потерпишь! Небось и не к такому привыкла, чтобы выкроить себе лучшее местечко под солнышком! Знаешь, что больше всего злит в этой ситуации? – его лицо так близко, что кажется, сейчас он начнет пожирать меня своим губами дерзко и нахально срывать поцелуи. Я затаиваю дыхание, боясь хоть что-то сказать. В такой ситуации любое слово будет использовано против меня. Сглатываю и упираюсь взглядом в пол.

– Молчишь? А я скажу. Злит то, что сам лично тебе дал карту, рассчитывая…

Он неожиданно замолкает, явно озадаченный собственными словами. Задумчиво смотрит куда-то в пустоту. Не знаю, что именно заставляет меня открыть рот, но я делаю это, вместо братца заканчивая фразу.

– На мою порядочность?

– Что?! – он опять фокусируется на моем лице.

– Слушай, Глеб, мне кажется, тебе стоит научиться получше разбираться в людях. И не кидаться сразу с обвинениями на ни в чем не повинн…

Не успеваю закончить – в этот момент хлопает входная дверь. Слышится звонкий стук каблуков, и спустя несколько секунд появляется донельзя довольная Ирина с целой кучей свертков и модных пакетов. Замечая присутствие своей подружки, Медведев уставляется на нее, а мгновенье спустя разжимает удерживающие меня пальцы.

– Это что за ***?!

То, что я слышала до этого, было неприятно и боязно. Но оттого, как меняется его голос после неминуемой догадки, делается не просто страшно, меня словно парализует от грома, разразившегося в ничем не повинной кухоньке. Я опускаюсь на стул, позабыв, что хотела удариться в спасительное бегство.

Окинув нас взглядом, Ирина, как ни в чем не бывало кидает пакеты на пол и проплывает вглубь кухни.

– Ох, я так устала и безумно хочу пить! Кстати, Глебушка, – разворачивается она к нему, – спасибо тебе, лапуля, за такой щедрый подарок! Я знала, что моя новая техника, – она соблазнительно проводит языком по своим красивым, накрашенным красной помадой губам, – тебе понравится. Можем повторить. Отметим, так сказать, мою новую машину. Думаю, у тебя найдётся подходящая бутылка коллекционного вина?

– Машину?! – хриплю я, понимая, что явно недооценила эту курицу. Да как она посмела! А Глеб еще решил, что это я?! Сколько же может стоит самая дешевая машина на сегодняшний день? Хотя куда там самая дешевая… Раз ее купила эта Ирка-задирка, выбрала она что-нибудь эдакое, себе под стать!

От нахлынувших чувств я даже перестаю злиться и бояться Глеба. Наверное, сама бы на его месте взорвалась от возмущения и негодования. Поэтому, можно сказать, отделалась легким испугом.

– Ирина, – тихо, но грозно начинает Медведев. – Скажи, с чего ты решила, что я хочу сделать тебе такого рода подарок?

– Ну, как же, я на комоде нашла карту с запиской: развлекайся!

– С запиской, значит? – он переводит взгляд на меня.

Подняв руки вверх, я мотаю головой и с нервным смешком выдаю:

– Записка – явно твоя бурная фантазия! Ты, видимо, на карте заметила строчку из цифр и от радости приняла ее за надпись! – проговариваю язвительно.

Но сколько бы я ни пела, эта нахалка и бровью не ведет. Явно оторвалась по полной, транжиря чужое богатство. Глеб же остается спокойным. И это его спокойствие – словно затишье перед бурей – теперь пугает куда больше прежнего горящего гневом взгляда. Сделав шаг к Ирине, он так же тихо и грозно произносит:

– Завтра все вернешь обратно.

– Как обратно?! – восклицает она, поперхнувшись водой.

И как вообще удерживает стакан в руках? Ее лицо бледнеет, а довольная улыбка вмиг сползает, стоит только осознать, что Глеб не шутит.

Но какие тут могут быть шутки?! Разве нормальные люди поступают подобным образом?

– Значит, ей, этой проходимке, которую ты знаешь всего ничего, с легкостью вручаешь карту на шопинг, а мне – ни разу! Ни единого разу за все то время, что мы вместе! Да кто она тебе такая?! – срывается Ирина на крик.

– Тем не менее, Маша не потратила ни рубля. И, как я понимаю, вообще решила вернуть мне, поэтому и оставила в комнате. А ты немедленно воспользовалась ситуацией! Но ведь я никогда не был скуп по отношению к тебе. И, если мне не изменяет память, и украшений, и шмоток покупал предостаточно! Откуда же у тебя такая жажда наживы? Ира, такой поступок просто недопустим! Поэтому ты завтра все вернешь обратно, и мне неважно, каким образом сделаешь это.

– Но, Глебушка… Это же такой позор… – на ее глаза наворачиваются совершенно настоящие слезы.

Сильнее сжав челюсти, братец шипит сквозь зубы:

– Мне все равно! В следующий раз подумай, прежде чем вести себя подобным образом!

Ирина тяжело дышит, кажется, готовая в любой момент сорваться и закатить истерику. Затуманенный слезами взгляд метается от меня ко Глебу. Видимо, она не может решить, стоит ли унижаться дальше из-за вещей, или лучше дать заднюю.

Устав играть в гляделки, громко, со стуком, ставит стакан на стол и, больше не произнося ни слова, бросается вон.

Ситуация, конечно, стремная. Смотрю на Глеба, замечая, как сильно он устал. Болезнь отца, да и завал на работе никто не отменял: в большом бизнесе без завала нет успеха. Еще и я