– Приятное ощущение… Чувствуешь себя почти человеком.

– Как больная нога?

– Слабая. Боль не острая, а тупая, пока не напрягаешь мышцы в месте перелома.

Я поправил завязки на ее шине. Она уперлась руками мне в плечи, поддерживая равновесие. Я удержал ее за бедра.

– Потерпите несколько минут. Для вашего сердца полезно изменение артериального давления. При нагрузке оно вынуждено активнее разгонять по телу кровь.

Она смотрела на верхушки деревьев и улыбалась.

– Ноги замерзли!

– Нечего разгуливать в носках и в нижнем белье!

– Когда мы были школьницами, мы так танцевали с тем, с кем «ходили».

– Давненько я не слышал термина «ходить с кем-то».

– Если все было серьезно, я клала руки ему на плечи, он брал меня за бедра и даже обнимал, если взрослые смотрели в другую сторону. Грубияны тискали девчонок, хватали их за попу, засовывали руки в задние карманы их джинсов. Отец не позволял мне с такими встречаться.

– Молодец!

– Винс терпеть не может танцевать.

– Я тоже небольшой любитель этого дела.

– Почему?

– У меня нет чувства ритма.

– Ладно, хватит с меня. Опустите.

Я положил ее в спальный мешок и застегнул молнию.

– Ну-ка, – сказала она. – Покажите, на что вы способны.

– Хотите, чтобы я вам сплясал? – Она кивнула. – Вы с ума сошли?

Она покрутила указательным пальцем у земли.

– Валяйте! Я жду.

– Вы не понимаете: я неуклюж, как оловянный солдатик. Мне недоступен даже «танец белого человека».

– Это что еще за невидаль?

– Это когда черные насмехаются над белыми, которые совсем не умеют танцевать. Проблема в том, что передразнивать людей без чувства ритма нельзя, когда у тебя самого его нет. У меня его нет.

– Я жду! – сурово повторила она.

– Когда я просил у отца денег на уик-энд, он привычно отвечал, даже не оборачиваясь ко мне: «Держи карман шире!» Надеюсь, я вас не обидел.

– Ну и отношения у вас были!

– Да уж…

– Так я не поняла, вы будете танцевать или нет?

Я постарался скопировать Джона Траволту, танцующего под хит «Би Джиз» «Staying Alive»[16], потом повилял бедрами, изобразил поломойку, пекаря, жонглирующего пиццей, исполнил парочку па из танцевальной композиции «Виллидж Пипл» «YMCA»[17], притворился Майклом Джексоном с его «лунной походкой» и шляпой набекрень. Она чуть из спального мешка не вывалилась от хохота и надолго лишилась дара речи.

– Довольно, прекратите! – Она замахала руками. – Так и описаться недолго!

Смех оказался полезной штукой. Как я ни тосковал по сотовому телефону, по вертолету, который положил бы конец нашей снежной эпопее, и по операционной, где можно было бы починить ей ногу, смех и в самом деле оказал целебное воздействие. Наполеон смотрел на нас, как на психов. Особенно его разочаровал я.

Эшли бессильно откинулась, икая от хохота. Я застегнул на куртке молнию.

– Рейчел настояла, чтобы мы брали уроки.

– Какие уроки?

– Всяческого свинга, танго, венского вальса, джиттербага, фокстрота, даже группового танца.

– И вы все это умеете?

Я кивнул.

– Рейчел говорила, что из-за бега у меня напряженные мышцы-сгибатели, отсюда проблемы с ритмом. Пришлось заняться танцами. Это продлилось целый год. Никогда мы так не веселились!

– Значит, на самом деле вы умеете танцевать?

– С ней.

– Если мне повезет, то на свадьбе я заставлю Винса станцевать со мной хотя бы разок.

– Выяснилось, что мне нравится танцевать с женой. Для этого мне пришлось освоить азы, научиться вести партнершу… – Я усмехнулся. – Когда она не сопротивлялась, получалось неплохо. Я даже забывал про смущение, уже не волновался, и эти занятия мне даже нравились. Конечно, после этого она на каждой вечеринке, где мы бывали вместе, хотела со мной танцевать.

– Вы не сопротивлялись?

– Нет. Я называл это «танцы из жалости». В 99 процентов случаев я жалел ее. Супруги должны друг другу уступать.

– Когда мы отсюда выберемся, вы обязательно должны потолковать с Винсом.

– Попробую. – Я отдал ей свою куртку, которую она запихала в мешок, и впрягся в сбрую. – Вперед, мы зря палим дневной свет!

– Где-то я это уже слышала… – Она прищелкнула пальцами. – Откуда это?

– Джон Уэйн, «Ковбои»[18].

Она закуталась в спальный мешок.

– С каждым днем с вами становится все интереснее!

– Поверьте, я уже вытащил из своей шляпы почти всех кроликов.

– Сомневаюсь.

Я нацепил снегоступы и потянул сани по насту. Стоило мне сделать пару шагов, как она меня окликнула.

– Можно мне еще разок посмотреть, как вы танцуете?

Пришлось опять повихлять бедрами, вымыть пол, подбросить пиццу и несколько раз проартикулировать «YMCA». Она зашлась от смеха, дрыгая здоровой ногой.

После этого мы опять потащились по зарослям, вдыхая запах хвои. В горах раздавался ее хохот.

К середине дня, после полутора миль пути, я совершенно обессилел. Замерзла левая нога – плохой признак; последние полмили мы поднимались, и поводья впивались мне в плечи, отчего немели пальцы. Хорошо хоть, что мне пока что не предстояло оперировать пациентов.

Мы устроили часовой привал у ручья с обледенелыми, занесенными снегом берегами. Я затащил Эшли под дерево, стянул с себя и повесил на ветку для просушки рубаху. Лучше ей было задеревенеть от мороза, потому что при такой температуре проще скалывать лед, чем выжимать пот.

Под огромными еловыми ветвями почти не было снегу. У того, кто там сидел, создавалось впечатление, что он залез в большой таз. Устроив Эшли, я отогнул ветку, чтобы было больше света, потом залез в свой спальный мешок, согрелся и на часок прикорнул. Проснувшись, оделся, пожевал мяса и снова вернулся к роли тягловой скотины. Вытаскивая Эшли из «таза» под елью, я начерпал в обувь снегу и потопал ногами. Ноги оказались мокрыми. Влага означала холод, а холод был опасен, особенно для пальцев. С этим надо было быть особенно осторожным.