О хорошем состоянии славянской дорожной сети убедительно свидетельствуют многочисленные остатки мостов и гатей. Путешественники разъезжали по ним в повозках, запряженных лошадьми или волами, а также пешком, ведя в поводу вьючных животных (порою, судя по всему — даже ослов, а может быть — мулов или лошаков). Имеются свидетельства существования регулярно используемых путешественниками и купцами мест отдыха, судовых буксиров и даже таможенных застав, на которых дежурили стражники, взимавшие с проезжающих таможенный сбор, или, как говорили на Древней Руси — «мыто» (именно от «мыто» происходит наше современное слово «мытарства»). Так что нам с уважаемым читателем не стоит слишком задирать носы, взирая свысока из нашего, XXI века на уровень транспортного или, выражаясь современным языком, логистического обеспечения тогдашней торговли. Известны даже своего рода деревянные кузова-контейнеры, предназначенные для транспортировки грузов как посредством кораблей, так и посредством колесного транспорта. Часть из них сохранилась для наших дней, потому что путешествие перевозивших их купцов оказалось прерванным до прибытия в место назначения. Наряду с торговцами и их сопровождением (частью — пешим, частью — конным), среди странников встречались люди иных профессий и сословий. Например, бесстрашные христианские монахи, вроде того инока, о котором Гельмольд из Босау сообщает, что он, сопровождая саксонских купцов, прибыл в священный град славян Аркону, где едва не претерпел мученическую кончину от рук местных язычников. Или непоседливые и охваченные тягой к перемене мест, неугомонные странствующие ремесленники — вроде того, чей переносной дубовый короб (изготовленный в Х веке), полный кузнечных и ювелирных инструментов, был обнаружен при раскопках в Местемире на «готском острове» Готланд[85]…

Но обратим наши взоры на район устья Одры, уважаемый читатель. В той области одним из важнейших товаров было зерно, хлеб, жито. Еще в XIII веке в бывшем славянском поморском Щетине (ставшем к тому времени уже немецким померанским городом Штеттином) хлеб по старой памяти мерили и расфасовывали в мешки для отгрузки, используя норвежские единицы веса. Подобные прочно укоренившиеся привычки порой указывают на существование, в прошлом, отношений торгового товарообмена, подтверждаемое, в данном конкретном случае, находками при раскопках средневекового Щетина, многочисленных предметов скандинавского происхождения. Необходимой предпосылкой международной торговли любыми товарами массового потребления было, естественно, развитое судоходство, к которому мы с Вами, уважаемый читатель, не замедлим обратиться. Доподлинно не известно, перевозилось ли жито по морю только в расфасованном виде, в мешках и тюках, или также в виде сыпучего, или насыпного, груза. Однако обе эти формы транспортировки зернового хлеба требовали от грузоперевозчиков большой осмотрительности и принятия надлежащих мер предосторожности, ибо в противном случае груз впитывал бы воду из корабельных бортов — во всяком случае, необходимо было тщательно укрывать зерно шкурами, промасленными или пропитанными жиром.

Наш добрый старый дипломат, барышник и работорговец Ибрагим ибн Якуб — кто же еще?! — сообщает нам еще об одной отрасли торговли, повествуя об экспорте лошадей из владений князя северо-западных славян-ободритов Накона: «Его земля…изобилует лошадьми, и потому таковые вывозятся из нее». Судя, по всему, торговля не только лошадьми, но и скотом была достаточно оживленной, хотя и осуществлялась, в основном, по сухопутным торговым путям. Впрочем, документы, датируемые XIII веком, сообщают о торговле лошадьми на «готском» острове Готланд, подтверждая традиционную для юго-восточного побережья Балтики привилегию владельцев кораблей повсеместно пасти лошадей, находящихся у них на борту. Следовательно, перевозка лошадей (и, видимо, скота вообще) по морю давно уже была обычным явлением…

К числу продуктов сельскохозяйственного производства, наиболее часто менявших своих владельцев в результате дальних перевозок, принадлежали, вероятно, также вяленое мясо, солонина, шерсть и шерстяные ткани (в Волине-Волыне археологами были обнаружены фрагменты шерсти от овец пород, распространенных в Швеции и Фрисландии), шкуры, сукна, льняные ткани, растительное масло, мед, воск (пользовавшийся, как уже говорилось, постоянным спросом в христианских странах, как сырье для изготовления такой важной принадлежности церковного служения, как свечи), вино (ценимое не только как важнейший предмет христианской литургии). Многочисленные находки остатков керамических сосудов, изготовленных в гончарных мастерских северо-западных славян, на скандинавском побережье Балтики и в восточнославянских торговых центрах, включая Новгород и Старую Ладогу, побудило ученых к предположению, что они попали туда в качестве тары для меда и иных товаров. С учетом их количества, немецкий врач-патологоанатом Рудольф Вирхов (1821–1902), друг откопавшего легендарную Трою археолога-самоучки Генриха Шлимана, даже высказал в свое время мнение, что шведский торговый город Бирка на озере Меларен был основан и пребывал, с момента своего основания, под властью не норманнских викингов, а балтийских славян. Впоследствии гипотеза Вирхова была опровергнута, однако не подлежит сомнению факт того, что объем подобных находок и, возможно, тогдашнего торгового обмена, служил весьма благоприятной почвой для возникновения подобных предположений.

Весьма прибыльной была торговля еще одним видом товара, приобретаемым в ходе войн и грабительских набегов — «живым товаром», «двуногим скотом», или по-нашему, по-русски — «челядью» (в Древней Руси так и выражались — «ополониться челядью»). Возникновение и утверждение феодального строя стимулировались как плугом, так и мечом. Оно неизменно и повсеместно сопровождалось бесчисленными вооруженными конфликтами. Одним из результатов переменчивости военного счастья были военнопленные, продаваемые в рабство. О масштабах торговли «челядью» можно судить хотя бы из сообщения Гельмольда из Босау, согласно которому в 1168 году после всего лишь одного успешного военного похода славян-ободритов на датчан были выставлены на продажу семьсот плененных бодричами данов. Впрочем, торговлей людьми занимались не только северо-западные славяне. Памятуя о фрагменте, касающегося ПОРАБОЩЕНИЯ ВОЕННОПЛЕННЫХ, цитированного нами выше хрестоматийного труда классика марксистской исторической науки Фридриха Энгельса, добавим, что тщательно штудировавший Фридриха Энгельса и Карла Маркса, их верный последователь и несгибаемый большевик из рядов ленинской «старой гвардии» товарищ Михаил Николаевич Покровский так и писал на с. 22–23 своей «Русской истории в самом сжатом очерке» о первых князьях Древней (или, по Марксу-Энгельсу — «готической», gotisch, «готиш», то есть буквально — «готской») Руси: «(первые новгородские и киевские князья — В. А.)…были рабовладельцами и работорговцами: захватывать рабов и торговать ими было промыслом первых властителей русской земли. Отсюда непрерывные войны между этими князьями, — войны, целью которых было „ополониться челядью“, т. е. захватить много рабов. Отсюда их сношения с Константинополем, где был главный тогда, ближайший к России, невольничий рынок. Об этом своем товаре, „челяди“, первые князья говорили совершенно открыто, не стесняясь: один из них, Святослав, хотел свою столицу перенести с Днепра на Дунай, потому что туда, к Дунаю, сходилось „всякое добро“, а среди этого „всякого добра“ была и „челядь“. Кроме этого на рынок шли и продукты лесного хозяйства — меха, мед и воск. Это все князья добывали „мирным путем“, собирая в виде дани со славянских племен, которые им удалось покорить. Но рабы были самым важным товаром, — о них больше всего говорится в договорах первых русских князей с греческими императорами.