Устименко, Майкл Шорн, Серж Воскарёв, и две дамы, госпожа Кулакова и госпожа Васницкая. Возможно, кто-то ещё?

— Вроде бы я написал всех, кто за время моего присутствия в Москве не просто проходил мимо, а так или иначе бывал в доме или здесь, в мастерской… Не, ну Воскарёв — это вообще ерунда. Он абсолютно безмозглый, но милый парень, хорошо воспитанный и умеющий промолчать, когда надо.

— А его родители?

— Родители там, конечно, щучьей породы, но мы мало пересекались даже в те времена, когда Серж и Ириша дружили. Нет, вряд ли! — он тряхнул головой и вернулся к списку. — Шорн… Вообще он птица тёмная. То есть, тёмная лошадка, или кто там бывает? Ни одного его проекта никто в глаза не видел, но на встречах и всяких конференциях по архитектуре он бывает всегда. Ходил слушок… Нет, наверное, неправильно будет об этом говорить, ничего же не доказано.

— Я клянусь, что дальше меня и моего помощника эта информация не уйдёт, — для убедительности Алекс прижал руку к сердцу. — Если она не будет основанием для официального расследования.

— Ну, поговаривали… в профессиональных кругах поговаривали, вы понимаете? Что визиты Майкла несколько раз удивительным образом совпадали с перехваченными заказами. Но никаких доказательств, разумеется, нет.

— Тогда сразу же вопрос: ваш следующий заказ мог его интересовать?

Казьмин покосился в сторону компьютера:

— Ну… Интересовать мог, но никакой информации по нему получить он не мог бы.

— Почему?

— Потому что она вся тут! — и для убедительности архитектор постучал по собственному лбу согнутым пальцем.

Ровно в четыре коротко стукнул молоток у двери, возле которой висела табличка «Алексей Верещагин. Частный детектив». Алекс спустился со второго этажа, открыл дверь и проводил гостя в приёмную. Тот был высоким и очень худым; Верещагин вспомнил внешность господина Парсонса и хмыкнул мысленно: «Что-то их там недокармливают, в этой конторе по решению вопросов. Или волка кормят ноги?»

Господин Бальдберг тем временем осмотрелся, уселся в кресло, закинув ногу на ногу, и уставился в лицо хозяину дома.

— Кофе? — вежливо осведомился Алекс.

— Лучше чай, если можно, — так же вежливо ответил визитёр, продолжая беззастенчиво его разглядывать. — Чёрный, с лимоном и сахаром.

Выйдя в коридор, Верещагин позвал негромко:

— Аркадий!

— На кухне я, — отозвалось в правом ухе. — Чай готовлю. Варенье давать вишнёвое или клубничное?

— На твой выбор, — он подхватил плотно уставленный поднос и вернулся в приёмную.

Взлетевшие вверх брови Исаака Бальдберга были ему истинным утешением.

— Итак, — сказал тот, молниеносно покончив с чаем и вареньем, — рассказывайте.

Историю псковского семейства он слушал внимательно, иногда кивая и делая какие-то пометки в блокноте. Когда Верещагин закончил, гость минуту помолчал, отложил карандаш и попросил:

— Хотелось бы поговорить с мальчиком и его мамой. Наедине.

— Сейчас позову, — подхватив коммуникатор, Алекс попросил Макса подняться к нему в приёмную, прихватив с собой и Софью. — Но говорить будете в моём присутствии. Я в эту историю влез с ушами и хвостом, так что должен знать, как она развивается.

Когда Бальдберг распрощался и ушёл, Софья долго молчала, потом спросила робко:

— Ты думаешь, у них что-то получится?

— Надеюсь.

— Может, нам лучше всё-таки уехать?

Шумно вздохнув, Макс закатил глаза к потолку, взял мать за руку и ответил ей:

— Пойдём. Не будем мешать деловому человеку. Ты хотела до ужина ещё маргаритки прополоть…

— Флоксы!

— Да хоть огурцы! Алекс, а этот… Сергей Иванович придёт сегодня?

— Не знаю, а он зачем тебе понадобился?

— Ну… так… хотел спросить…

Больше ни слова Верещагину из мальчика выжать не удалось, и он, весьма заинтересованный, отправился к секунд-майору приглашать того на ужин.

— У Воскарёвых этих главная не кухарка, а галльский повар, — рассказывал Суржиков, не забывая отдавать должное холодному свекольнику с ботвой и пирожкам с картошкой. — Сам он на рынок не ходит, посылает как раз кухарку, которая повара этого на дух не переносит.

— Это тебе всё молочница рассказала?

— Не только, — Влад покрутил в воздухе ложкой. — Рынок-то там маленький, трое с молоком, пятеро с овощами и зеленью, два мясника… С одним поговорил, другому ящик подтащил, третьего табаком угостил…

— Ты ж куришь раз в году по обещанию! — удивился Макс.

— Ага, как только понервничаю. А табак у меня нюхательный, дедушкин кисет с собой таскаю на счастье, вот и пригодился. Ну так вот, эта самая кухарка завтра с утра придёт за маслом и всем прочим, я её и подстерегу там. Попробую в дом наняться, а ежели не выйдет — поговорю с ней.

— Ты прав, — кивнул Верещагин. — Эту линию надо довести до конца, как и линию Шорна. Хотя я склонен именно его ставить на первое место.

— Мне бы там переночевать надо, — Суржиков принялся за фаршированную куриную ногу. — Может быть, ночью бы посмотрел, чем этот Майкл дышит.

— Возьмёшь и поставишь пару амулетов, всё запишется на кристалл. Только надо прикинуть, куда лучше ставить… — Алекс постучал пальцами по столу. — Вот что, мы с тобой сейчас попробуем план домика прикинуть…

— А чего прикидывать-то? — влез в беседу Макс. — В офисе главного архитектора небось можно найти всё что угодно по Москве!

Мужчины переглянулись, и Верещагин сказал:

— На третий курс взяли, говоришь? Пожалуй, я этому не удивляюсь. Хорошо соображаешь. Значит, я с самого утра туда… Пожалуй, лучше предупредить Микулича, пока я доберусь, он может уже и найдёт всё, что надо.

— Микулич — это кто? — Макс наморщил лоб.

— Секретарь нынешнего главного архитектора.

Алекс не стал терять времени, вышел из столовой, чтобы не мешать остальным ужинать, и набрал на коммуникаторе номер Ярослава Микулича. Закончив разговор, он уже собирался вернуться в столовую, когда снизу раздался громкий стук дверного молотка и рёв разбуженного медведя:

— Верещагин! Открывай!

Сбежав по лестнице, Алексей распахнул дверь.

— Что это у вас в переулке темно, как… в погребе? — пробасил секунд-майор Бахтин. — Чуть ногу не сломал на колдобине какой-то.

И в самом деле, ни один из фонарей не горел ни в Селивёрстовом, ни в Костянском. На Сретенке и на Садовом виднелся свет, да и везде вокруг шла обычная вечерняя жизнь. Небо, как всегда над городом, подсвечивалось золотым и розовым, и только здесь, на углу, было темно, будто тени наползли и не захотели уходить.

— Не знаю, — чуть растерянно ответил Алекс. — Да ты входи, сейчас всё выясним. Аркадий?

— Здесь я, хозяин, — домовой, как всегда, сидел на подоконнике в приёмной и смотрел на улицу. — Кузьма сегодня должен был фонари-то зажигать, он, почитай, уже пятнадцатый год при этом…

— Узнай, пожалуйста, в чём дело, — ласково попросил его Бахтин.

Аркадий Феофилактович ответил чуть сварливо:

— А