Узнав о причинах визита Вюнша и Майера, Морлок явно расслабился и отвечал уже раскованно. «На руку нечист или скрывает что-то… Впрочем, мы здесь не за этим». Франц в своей обычной манере вступил в разговор резко и неожиданно для собеседника:

– И что вы думаете об этом убийстве?

– Я? Да, в общем, то же, что и все. Сумасшедший бродяга или тот, кому изрядно насолил Андреас Грубер, а насолил он многим. Репутация-то у Груберов была ужасная… Но вы это и сами наверняка уже знаете.

– Вы знали кого-нибудь из жертв?

– Нет, у нас все-таки не совсем деревня. В одном Ингольштадте сейчас сорок тысяч живет, а Кайфек даже не пригород.

Франц кивнул, теперь снова была очередь Хольгера:

– Первыми на место преступления прибыли полицмейстеры Рауш и Носке. Согласно нашим данным, Рауш до сих пор служит здесь. Вы можете это подтвердить?

– Могу, Иоахим Рауш действительно служит полицмейстером в Ингольштадте. Я могу вызвать его, если вы хотите его опросить. Вы же здесь за этим?

– В том числе… А что насчет Носке? В его личном деле сказано, что он уволился в 29-м году.

– Верно сказано. Ганс Носке уволился и, насколько я знаю, эмигрировал в США. У него там родня жены была, поэтому они решили переехать. Жаль, хороший полицейский был.

«Действительно жаль, Ганс Носке – еще один тупик» – Хольгер рассчитывал все же найти Носке, ведь оставленный им адрес был достаточно свежим, однако эмиграция Носке в Америку ставила крест на перспективе его опроса.

– Так что, мне вызвать Рауша?

– Да, только нам нужно место, где можно с ним переговорить без свидетелей.

– Хорошо, что-нибудь придумаем.

Оберст Морлок встал из-за стола и, открыв дверь кабинета, обратился к секретарю:

– Господин Щепан, найдите мне, пожалуйста, Рауша и проводите его в допросную комнату.

Морлок решал вопрос с местом дешево и сердито. Секретарь, очевидно, спросил что-то, но что именно, Хольгер не слышал. Оберст ответил:

– Да, должен быть здесь. На нем сегодня Терезиенштрассе и окрестности, так что он либо уже прохлаждается внизу, либо скоро придет.

Оберст обратился к полицейским:

– Скорее всего, придется немного подождать. Пройдемте со мной.

Допросная, куда привел их оберст Морлок, представляла собой небольшую комнату со столом и парой стульев. На столе стояла лампа и пепельница. Хольгер тут же закурил. Минуты текли за минутами. Вюнш стоял напротив маленького окошка, а Франц сидел на одном из стульев и что-то записывал в своем блокноте.

Допросная находилась ниже уровня первого этажа, поэтому для взгляда Вюнша проходившие мимо запыленного окошка люди выглядели как пары ног. «А вдруг существовал человек, вся жизнь которого прошла в подобной комнате, а единственным способом сообщения с внешним миром было такое окно. Люди, в представлении этого человека, выглядели как пары ног, а он сам не считал себя человеком, ведь он не был на них похож… А самое странное, что он наверняка был уверен, что видит всю картину мира, а не лишь малую ее часть…». Размышления Хольгера прервал господин Щепан, приведший с собой Иоахима Рауша. Рауш был тучен и уступал в росте Майеру и Хольгеру. В его глазах читалось недоумение и толика страха.

– Садитесь, пожалуйста, господин Рауш.

– Да, хорошо, как скажете.

– Не бойтесь, господин Рауш. Мы не в чем вас не подозреваем, просто нам нужно узнать ваше мнение по поводу одного дела, участником которого вы были. Я, оберкомиссар Вюнш, а это мой коллега – комиссар Майер.

– Конечно, спрашивайте, но я простой полицмейстер. Даже не знаю, чем могу помочь детективам.

Хольгер начинал понимать, что за человек Иоахим Рауш. Ему такие люди никогда не нравились – какую бы должность ты ни занимал, чем бы ты ни занимался, из какой бы семьи ты ни происходил, ты не имеешь права унижаться. «Не спеши судить, возможно, у него так проявляется волнение…»

– Господин Рауш, в 1922-м году на ферме близ Кайфека произошло массовое убийство. Помните?

– Конечно, помню. Мы с Гансом Носке первыми прибыли на место… из полицейских, я имею в виду. Жутко это все выглядело, так я вам скажу, уж вроде пятнадцать лет как в полиции служу, а такого ни до, ни после не видел.

– Как к вам поступил вызов?

– Как… Приехал господин… Как его? Не помню, как его звали, честно говоря. Так вот, приехал господин на автомобиле… Говорит, так, мол, и так, в Хинтеркайфеке нашли трупы. Много крови, говорит, все, кто в доме жил, погибли. А мы тогда с Гансом как раз на смене были. Ну, мы дежурного оповестили, да и поехали с этим человеком… Вот хоть убейте, не помню как его зовут! Я тогда, помню, сразу этому господину поверил: одет прилично, на шутника какого не похож, автомобиль при нем опять же, но главное – взгляд у него был такой… испуганный, что ли. Это я потом уж понял, отчего.

– В деле написано, что вызов поступил в 18:15, а вы с Носке появились на ферме в 21:30. От Ингольштадта до фермы не больше двадцати пяти километров – почему вы добирались до Хинтеркайфека больше трех часов? Вопрос задал Франц.

– Так это, у него машина сломалась по пути!

– У вашего проводника?

– Ну да. Да и все равно много по времени получается. Я сам не шибко помню, но вроде он после семи приехал.

– Вы остались в его машине?

– Нет. Точнее, не совсем – я остался, а Носке пошел пешком.

– Почему вы не пошли с ним?

– Так ведь потемки уже были, а апрель был холодным. Там еще бродяга такой прошел… Шрамина на пол лица, грязный весь, еще и пошатывался – пьяный, скорее всего, был. Вот я и решил, что лучше господину со сломанной машиной одному не оставаться.

Франц кивнул, и вопросы вновь начал задавать Хольгер:

– Правильно ли я вас понимаю – Ганс Носке был на ферме раньше вас?

– Ну да, на полчаса, наверное.

– Слушайте меня внимательно, господин Рауш! То, что вы вспомните в ответ на мои следующие вопросы очень важно. В какое время на ферму прибыл Носке? Заходил ли он внутрь до вашего приезда? Рассказывал ли вам Носке о чем-нибудь подозрительном замеченном им до вашего приезда? Не упоминал ли он о том, что кто-то или он сам двигал тела или предметы на ферме?

– Ну, насчет точного времени сказать не могу, наверное, около девяти он там был. Заходить – заходил. Его встретил этот… Шлиттенбауэр и показал тела в сарае и на ферме, Ганс