Шрифт:
Интервал:
Закладка:
РАЗБОР СИТУАЦИИ С ТЕМ, ТАК ПОЧЕМУ ИИСУС ТАМ ГОРИТ
Здесь было бы очень полезно всё время для прокладывания правильного курса напоминать себе, что когда то пламя там на тех страждущих возле гроба в том храме сходит, тот радостный участник действа в те сполохи даже голову, было хорошо видно, там засовывал, и пламя это голову, полную счастья — радости, не обжигало. Когда к Иисусу в то бушующее пламя руку протянул, то тоже что-то не упомню, чтобы ощутил, чтобы там это пламя эту руку опалило. И это, тут сомнений нет, о чём-то там, а должно свидетельствовать. Пусть след, оставленный Христом, высотой избыточной не блещет, как не крути, а поднялся тот, кого распяли, всё-таки не слишком высоко, тут спорить было бы по меньшей мере неуместно. Но вместе с тем, одновременно, все, пусть и разные, религии, которые зовутся христианскими, в таком сомнений нет, старательно ведут всех своих верующих в сторону добра, и уже только этим весь набор подобных школ религиозных важен, нужен и полезен. Как понимаю, Иисус наделён возможностью пребывать там, где только счастье от сплошного необъятного Сияния исходит. Но сам нисходит вот туда, где начинает пылать пламенем, чтобы нашлись такие, для кого и вот такой реально станет истинным Спасителем. Насколько у Иисуса вот такое получается, пока о подобном рассуждать несколько сложно. Всё-таки, когда там поглядел на облик сей в огне, те огненные вихри выглядели далеко не шуточными.
Теперь было бы неплохо озаботиться и вспомнить и про те весьма немаловажные тонкости и нюансы, которые и послужили основным толчком к написанию всего того, что и изложено ниже. И так, что тут имеем? У Иисуса очень может быть, что есть какая-то там плоть, вот только, тут присутствует вопрос немаловажный — так там разговор, всё-таки, о живом теле или о мёртвом если те, проверявшие, пальцы в такие, после смерти и распятия оставшиеся раны на том теле, любопытствуя, вставляли? Да, всё за то, что образ мертвеца с ранами от совершившейся и жуткой казни, представший пред так называемыми, или же соратниками, или же учениками, был видим этими людьми активно шевелящимся и говорящим, одна беда — так, всё-таки, какое всё это имело отношение именно к жизни? Труп начал шевелиться, говорить? Что ж, очень даже может так случиться, что те организаторы всего, как раз вот эти совратители и соблазнители, от которых и пришёл вот тот развод с тем предложением умереть на том распятии, организуя-подбивая на подобное, так и твердили что — а там не бойся, зато такое испытание тут будет только лишь одно, и в результате сразу же продвинешься за один раз до самого конца, и тут же, сразу оживёшь! И вот, когда та казнь и смерть остались позади и наступило время исполнять всё ранее обещанное, образ покойника, с такими ранами от приключившегося, вроде бы как вдруг заговорил, зашевелился, только, тут тупой вопрос — а вот какое это и имело отношение к жизни? В первооснове своей жизнь требует правильного функционирования, взаимодействия, сменяемости плоти, а эта самая плоть, если только пока что жива, по определению должна корректно, верно исполнять все надлежащие по жизни функции, и, в том числе, элементарно расти, взрослеть, стареть, да просто непрерывно, с постоянностью меняться, замещая, и с усердием, старое и отработавшее на такое нечто и со всей определённостью готовое работать, новое. Ну, и теперь элементарный, в принципе, вопрос — а как такое в принципе может оказаться как-нибудь возможным, если всё тело сплошь в жутких отверстиях, с простейшей жизнедеятельностью полностью несовместимых? Какая ж это жизнь, если всё вот в таких жутчайших ранах, такое даже щупать пальцами возможно, и кровь всю точно слили? Опять же, если нет сердцебиения, дыхания, и разговора через рот и речь тут тоже точно не получишь! Общение через внушение, то есть, при помощи внушённой мысли, так вот навязанной замороченным сознаньям тех описавших всё свидетелей, так это всё словно бы слышавших? Что же, возможно, что и да. Особенно если духовный образ перед всеми там предстанет. Однако, что же тогда там такое будет исходить,