ее редко встречается в РВ. Ключом к пониманию роли Вач в системе взглядов ведийских риши является гимн-самовосхваление этой богини, замечательный во многих отношениях[330]. На уровне содержания она прямо названа повелительницей (râstri) (как “повелительница богов” она определяется и в VIII, 100, 10) и ей приписываются космогонические действия: несет богов, т.е. служит опорой, заполняет пространство, охватывает все мироздание. С богами ее связывают рефлексивные отношения: она им предшествует, вводя их в мир слова, а они распределяют ее по многим местам (ср. мотив расчленения Вритры или Пуруши). Таким образом, Вач — одновременно субъект и объект, создатель текста и сам текст.

На уровне формы этот принцип расчленения изображается иконически: имя богини Vâc Ambhrnî (Вач, дочь риши Ambhrna) разделяется на составные звуки и слоги, которые настойчиво повторяются на протяжении всего гимна. Можно сказать, что гимн выдержан в ключе имени богини, а в самом центре его в стихе 4 содержится призыв вслушаться (фраза также формально отмеченная: çrudhî çruta çraddhivâm te vadâmi “Внимай, о прославленный, глаголю тебе достойное веры!”) — указание на то, что сокровенное спрятано внутри, непроявлено, и стремление вовлечь слушателя в постижение тайного смысла этого текста. Представление о том, что высшее знание, как и сокровенная суть Речи, непроявлены и недоступны простым смертным, было глубоко укорененным в РВ. Ср., например, стих из гимна-загадки I, 164, 45:

На четыре четверти размерена речь.

Их знают брахманы, которые мудры.

Три тайно сложенные (четверти) они не пускают в ход.

На четвертой (четверти) речи говорят люди.

По принципу анаграмм, замеченному де Соссюром, построены многие гимны РВ. Анаграммируются прежде всего имена восхваляемых богов. Подобно имени Vac Ambhrnî они “разбираются” на составляющие их звуки, которые вплетаются в звуковую ткань гимна, в разных местах гимна возникают звуковые намеки на теофорное имя, которое поэт тем самым подвергает анализу и синтезу, уподобляясь грамматику. Игра велась также падежными формами имени бога, занимавшими в стихе отмеченную позицию — обычно в его начале. В соответствии с принципами “грамматики поэзии” гимн строился вокруг имени бога, разные падежи которого занимали симметричные позиции в разных стихах. Если имя отсутствовало в каком-нибудь стихе, его место мог занимать звуковой или ритмический намек на него[331]. Так как слову в древнеиндийской культуре всегда придавалось магическое значение, подобная семантизация формы гимна рассматривалась как дополнительное средство воздействия на божество, установление контакта с ним и получения от него даров. Такая двойная кодировка распространялась в первую очередь на имя адресата гимна — восхваляемого бога, но также и на само “сообщение” и реже всего на имя “адресанта”, автора данного гимна. Хрестоматийным примером в этом отношении является последний гимн РВ X, 191, тема которого — единодушие, согласие, призыв к ариям разных общин быть вместе во всем: в мыслях и в действиях. В составе разных слов и звуковых последовательностей в этом гимне постоянно звучат sam “вместе” и man- “думать”. Ср., например, стих 3:

samânô mantrah sâmitih samânî

samânàm mânah sahâ cittâm esâm

samânâm mântram abhî mantraye vah

samânéna vo havisâ juhomi //

Единый совет, единое собрание,

Единая мысль с душой у них.

Единый совет я советую вам,

Единым жертвенным возлиянием жертвую вам.

Форма гимна может символизировать содержание даже абстрактного характера, а в случае наличия более чем одной темы, как в космогоническом гимне X, 129, звуковая символика становится полифоничной. В заговорах же обычно (этот жанр типичен для Атхарваведы, для РВ он большой роли не играет) все построено вокруг ключевого магического слова: в заговоре на прочность царской власти (X, 173) это слово dhruvà- “прочный”, “твердый”, в заговоре на возвращение потерявшихся коров (X, 19) — это различные формы глагола ni vart- “возвращаться” и производные от него слова и т.п.

Первостепенное значение имени божества в “изобразительной” передаче информации в гимнах, объясняется тем особым местом, которое имя занимало в представлениях ведийских ариев. Для РВ вообще характерно магическое восприятие ряда абстрактных субстанций, таких как сила, мощь, власть, враждебность, обман. Они могут вести полусамостоятельное существование, отдельно от тех персонажей, с которыми обычно бывают связаны.

Имя (näman) среди абстрактных субстанций имело особый статус потому, что оно было сакрально. Считалось, что имя передает суть своего носителя[332]. Если у божества есть несколько имен, то каждое из них выражает некоторое его качество. Мало того, имя собственное и его обладатель неотделимы друг от друга, имя и есть носитель. Существует только то, что имеет имя. Через имя его носитель приобщается к существованию, оно является неким внутренним качеством. Из этого следует, что знать имя — означает знать суть его носителя, подчинить его своей власти, а дать имя — значит создать его носителя, поскольку пока нет имени, нет и соответствующего предмета или персонажа.

Одна из важнейших функций риши, владеющих Священной Речью, заключалась в том, чтобы давать имена, в терминах РВ: näma dhä- act. “класть имя”, “устанавливать имя”[333]. В свете общих воззрений эта функция была космогонической, потому что тем самым создавались носители имен, и она была присуща в первую очередь богам, но также и риши. Нарекающий именем усиливал тем самым того, кого он нарекал (в том числе поэт — восхваляемое божество).

“Приобретать имя” näma dhä- med. означало приобретать качество, выраженное этим именем. Ср. I, 103, 4: «Выходя на убийство дасью, громовержец приобрел имя “Сын славы”».

“Нести имя” näma bhar- значит обладать свойствами носителя этого имени, а “захватить имя” näma grabh- (встречается обычно в заговорах) — подчинить своей власти обладателя имени. Для риши призывать имя божества näma hü-, или произносить его näma vac- значило приобщиться к сути божества. Возможно было и мысленное произнесение имени: näma man- “думать имя”, что давало тот же результат.

РВ было свойственно представление о “тайном имени” gühyam näma, выражавшем подлинную суть его носителя; это имя можно было “проявить” с помощью особой магической процедуры. Это вполне согласуется с общей концепцией высшего знания как сокрытого и непроявленного.

Все эти соображения объясняют, почему столь важна была для риши практика игры с именем божества и какие глубокие концептуальные корни имеет эта “грамматика поэзии”.

Благодаря своему владению таким мощным оружием, как поэтическая речь, риши в критические моменты существования вселенной становился демиургом, помогая своею победой в новогоднем состязании певцов восстановлению Космоса.

Подобная двойная природа риши нашла свое отражение