Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Девица при этих словах поморщилась.
Мне он тоже не понравился. Для меня человек с первого взгляда близок или чужд, и я доверяю первому впечатлению. Оно редко обманывало. С чем его сравнить? Бывало, в детстве я выбегал на бережок к нашей деревенской речке. Быстрая, чистая насквозь, она текла среди камней, горячих от солнца, вся настоянная на ивняке, полоскавшем в ней свои остролистые ветки. Как дохнет от нее ясной, привольной свежестью! Так же резко ощущаю я человека. С одним дышится легко, как над водой, на весеннем ветерке, с другим душно, хочется расстегнуть воротник. Вот и адвокат этот... Нет, не только нарочитость в манерах, но и дотошность отталкивала меня. Он и любопытен был ко мне, и в то же время как-то неприятно, холодно безразличен ко мне, к моей судьбе...
В гостинице Полетта сказал мне:
— Вас спрашивали. Толстый господин, по-моему иностранец.
— Он хотел меня видеть?
— Нет, — она засмеялась, — совсем не хотел почему-то... Ему надо было знать, куда вы поедете завтра, послезавтра, где вы бываете... Не вся ваша группа, а именно вы, вы, мсье...
4— Значит, ты жив? — раздалось в телефонной трубке. — Черт побери, вот здорово! Наш Мишель!
— Он самый, — сказал я.
Голос взрослого мужчины. Мембрана прогибается и хрустит под тяжестью этого сильного, гулкого баритона. Однако какие-то прежние нотки остались. Недаром передо мной сразу же блеснула улыбка Этьена, двадцатисемилетнего сорвиголовы.
— Ай да Бобовый король! Какую штуку выкинул! Его похоронили, а он живой. Когда увидимся?
— Я как раз собираюсь в ваши края.
— Отлично! За тобой приедет Андрэ. Мой сын. Помнишь его? Сидел на коленях у бабушки и требовал вина.
— Помню.
— Орал как бешеный. Давай, и баста! Он и сейчас озорник, — добавил Этьен другим, менее веселым тоном. — Андрэ к полудню доберется до тебя.
— Так скоро?
— Вот увидишь. Ты не давай ему безобразничать за рулем, хорошо?
Он примчался еще раньше полудня. Я сидел в вестибюле и листал рекламный журнал для туристов. Отели, пейзажи, отели, пейзажи, всюду отличные шоссе, бензоколонки... Местность, где мы, бывало, принимали парашюты с оружием, где погибли наши товарищи, отбиваясь от гитлеровцев, — сейчас она всего-навсего пейзаж для приезжих, вид из окна, который предоставляется в гостинице за доплату.
Размашистый, большерукий верзила оторвал меня от размышлений.
— Вы готовы, мсье?
Я попрощался с нашими, и доцент Карсавич, сдавив мне руку, сказал «будьте осторожны» — так, как говорят детям, собирающимся перейти улицу.
Андрэ берет мой чемодан, и я выхожу из гостиницы, провожаемый чуть ли не всеми служащими «Золотой подковы» — сицилийцем Ринальдо, Полеттой, ее дядей — портье.
Сын Этьена превысил скорость, как только взял старт. На улицах он еще сдерживал себя, а за городом мы понеслись пулей. Я пытался узнать места. Деревья по обочинам дороги выросли, раскудрявились, за ними смутно мелькали ленты жнивья, колокольни, красные и серые крыши ферм. Впереди, на перекрестке, возникла желтая точка, увеличилась, стала автомашиной технической помощи и исчезла.
Где-то здесь, невдалеке, мы ехали с Этьеном на грузовичке, везли оружие. Мотор был при последнем издыхании. Что ожидало нас на перекрестке? Того гляди застава гитлеровцев.
Для Андрэ это, вероятно, древняя история: Ведь вот рядом с ним сидит Бобовый король, а ему все равно!
— Мсье! — говорит Андрэ. — Папаша вам про меня ничего не говорил?
— Он сказал, что вы большой проказник.
— Ха!..
Андрэ выпускает баранку и закуривает сигарету. Минуту-две малолитражный «фиат» катится сам по себе. Достаточно небольшой неровности на шоссе — и нас ничто не спасет. Дежурная машина технической помощи не сможет принести нам никакой пользы.
Я не осознал опасность, так как я вдруг увидел Этьена. Меня рывком отбросило в прошлое. Но Андрэ уже курит, держит баранку, отцовская улыбка слетела с его губ.
Руки Андрэ словно переросли его самого. В них есть что-то наивное, они как будто на ощупь хотят постигнуть жизнь и смерть.
Что он, решил испытать мои нервы?
Я должен был пожурить его за сумасбродство, но мне не захотелось повторять то, что обычно произносит в таких случаях поколение старших. За это я получил награду — Андрэ сделался разговорчивее.
— Мы, бывало, набъемся в машину... Кто первый схватит руль, тот проиграл. Игра на выдержку...
— Ради чего?
— Тренировка воли, мсье.
— Прелестно... Но с какой целью?
Он не ответил, только повел плечом. Ясно! Вам, старшим, мол, все равно не понять. Помолчав, он сказал:
— Вам было проще, мсье... В наше время важно вовремя плюнуть.
Я не понял.
— Я бросил университет, — сказал он веско, явно рассчитывая потрясти меня.
Он проучился два года. Он уразумел самое главное — человек должен быть независим. Нет, не из лекций, конечно. Профессора — те готовят человека для службы. А в студенческом клубе, на дискуссиях, брал слово бродяга, обыкновенный бродяга, ночевавший под мостом. В пальто, продранном на локтях, подпоясанном веревкой. Зато абсолютно свободный...
— Ты не жалеешь?
— Нисколько! — он мотнул головой с вызовом.
— А отец доволен?
Он опять умолк.
Мы катим в гору. Лес, синевший кое-где полосками на горизонте, там нависший бровью над виноградником, тут черневший островком на равнине, выбритой вокруг косилками, жнейками, теперь как бы ринулся с высот в атаку. Лес берет в кольцо населенные пункты. Виноградники кончились, появились сосенки на песчаных косогорах, и все вокруг стало еще более знакомым.
Она должна быть вон там, впереди, в седловине между холмами, — просека, куда спускались парашюты с оружием. А поближе сюда, слева, торчат из леса скалы Чертовой западни. Мы с Этьеном разжигали костер, сигнальный костер, означавший — «друзья, посылки прибыли, идите на подмогу». И друзья, квартировавшие на фермах окрест, являлись к нам, чтобы перенести и как следует спрятать оружие в Чертовой западне, в курьезном природном лабиринте каменных зубьев, каменных башен и стен.
Еще час, не больше, — и ферма мадам Мари...
Я хотел этой встречи и боялся ее. Голос внутри предостерегал меня: не лучше ли сохранить в памяти прежнюю Анетту, прежнего Этьена — все, как было? Сохранить, как заповедник. Двадцать лет — долгий срок, очень долгий в наш век сверхзвуковых скоростей. Может, лучше ездить тут обыкновенным туристом, посещать музеи, разглядывать витрины, восхищаться рыцарскими замками, крепостями, которые давно отвоевали. Старинными домами, в которых так неудобно жить сегодня.
Странным образом прошлое не приблизилось, а отдалилось, когда