было в ее душе теплоты и любви для Эли. При первой возможности, она отправила Элю в детский садик.

- Эля, тебе нравится в детском садике? – спрашивали соседские бабы, жалостно качая головами. Соседки традиционно сидели дома, занимаясь хозяйством и детьми. Считалось, что в садик отдают детей из бедности и крайней нужды.

Эля с важным видом кивала головой.

- Нравится, вот только дети слишком балованные.

- Значит, дети тебе не нравятся, а что тогда нравится?

- Граммофон. Когда вырасту – стану певицей – рассуждала с серьезным видом Эля и удивлялась, чего это взрослые смеются.

Таня понимала, что дочь ни в чем не виновата, но измениться было не в ее силах, а вот мужа она не могла простить. Может она просто не любила его, может не знала, что такое любовь.

Она смотрела на пустынные берега Северной Двины и размышляла. Берега одной реки, а такие разные. На одном - печальные пустоши, на другом – веселый сосновый бор. Вот и они с мужем как два берега, сосуществуют параллельно и не пересекаются в своих интересах. Даже дочь не скрепила семью.

- Эй, мамаша, вермишель то переварила. Мечтать поменьше надо.

Таня принесла кастрюлю в каюту и поставила перед Элей.

- Ешь давай, раз просила, кастрюлю освобождать надо и вернуть.

Эля нехотя поковыряла слипшуюся, переваренную вермишель и потеряла к ней интерес. Как не ругалась Татьяна, дочка лишь равнодушно смотрела в окно на проплывающие берега.

Глава 3

Татьяна не любила идеальных людей. Слишком много их было, стремящихся к идеалу. Строителей светлого будущего. Покойный муж был из их числа.

- Имя им Легион – прошептала она в зеркало и быстро перекрестилась, покосившись на лампадку. Лампадка мирно теплилась, освещая дешевенькие образа из церковной лавки. Опять вспомнился старый дом в Дябрино и старинные закопченные иконы в красном углу. Эх, где сейчас эти иконы? В какой-нибудь частной коллекции, лежат под замком в сейфе. Или пылятся на полке, у какого-нибудь любителя старины. Сама она лишь недавно ударилась в богомолье. При советской власти это не поощрялось, да и некогда ей было по церквям расхаживать, да поклоны отбивать. Это сейчас всякие стиральные машинки напридумывали, а раньше надо было на речку бежать. Даже зимой, в лютый мороз, полоскали белье в проруби, так сподручнее. Большую часть жизни без водопровода жила. Сейчас вот есть у нее стиральная машина – Эля купила, да только она в ванне сначала белье на несколько раз замочит, потом отстирает на руках, а белое еще и прокипятит. Да подсинит. Привыкла она так – чего уж под старость переучиваться. Не пользуется она этой машиной. Эля ругается, да вот кажется ей, что плохо отстирывает белье машина. Не доверяет ей Таня в таком важном деле.

Покойный муж порядок любил. Пока по молодости в разъездах – это не тяготило Таню. Главное, чтобы обед был приготовлен, покормить мужика с дороги. Потом, уже в городе, как осели на одном месте – трудно стало. Тут разлад и размолвки пошли. Любила Таня грешным делом с книгой посидеть, а Василию это было не по душе.

- Всю работу на Элю свалила, сама как колода в кресле сидишь да романчики почитываешь – ругался муж. Хорошо, хоть весь день на работе, приходил поздно. А в выходной Таня стирку затевала на общей кухне, чтоб поменьше глаза они друг другу мозолили. В Архангельск они приехали перед самой войной, в мае 1941, Эле как раз семь лет исполнилось. Вот и хорошо, думала, в школу в городе пойдет. Сколько можно было по деревням мотаться, по чужим углам мыкаться. Таня приехала в город уже беременной третьим ребенком, она надеялась, что будет мальчик. Вот только родился он в самое тяжелое, безрадостное время. Война.

Ох, как вспомнит то время – сразу сердце начинает колоть и ноги в коленях заболят. Колени она лечит аппликатором, Эля ей купила, у нее тоже колени больные с детства. Тогда, в войну и началась болезнь.

Архангельск. 1942 г.

Большинство строений Архангельска, в том числе заводских, были деревянными. На лесобиржах и в портовых участках скопилось огромное количество пиломатериалов, да и сам город фактически стоял на отходах деревообрабатывающего производства. Даже улицы были выложены деревянным настилом либо брусчаткой, опять же деревянной. Архангельск был не просто пожароопасным городом, а, по сути дела, он представлял собой готовый костер, к которому лишь требовалось поднести спичку.

Проблема пожаротушения в городе была решена оригинальным способом. Вдоль центральных улиц тянулись металлические трубы, имеющие разветвления по перекресткам и выходящие к реке. Там стояли пожарные пароходы с насосами и шлангами длиной по километру. Последние в случае необходимости могли быть подключены к трубам, и вода могла подаваться на значительные расстояния. Кроме того, по реке курсировали буксиры с мощными водоотливными средствами. На перекрестках были установлены пожарные пульты с кнопками, провода от которых шли к городскому штабу МПВО. Это теоретически позволяло быстро реагировать на обстановку во время возможных пожаров.

Однако в действительности все было не так радужно. Многие участки этой системы за мирные месяцы пришли в упадок, а пожарные водоемы превратились в болота с квакающими лягушками.

Американский моряк Пол Лунд, прибывший в город с уцелевшими судами конвоя PQ-17 в июле 1942 г., вспоминал: «Мы часто гадали, каким может быть результат массированного налета с использованием зажигательных бомб на город, построенный из дерева. В Архангельске даже высокие наблюдательные вышки, на которых дежурили женщины, были сделаны из дерева. А пожарные машины, которые нам удалось увидеть, словно пришли из комических фильмов».

Начштаба морских арктических операций К. С. Бадигин так описывал происходящее: «Послышались редкие выстрелы зениток, загремели первые разрывы фугасных бомб... в разных концах города кострами горели сухие деревянные дома. Бомбы разворотили несколько домов справа и слева от здания штаба. Никакого укрытия у нас не было... Бомба упала в наш двор. Мы ждали взрыва, но фугаска не взорвалась».

- Таня, вы почему не в бомбоубежище, разве не слышали сигнал воздушной тревоги? – сосед Митька, инвалид детства выкатился на общую кухню и застыл в удивлении.

- Да ну их. Может ложная тревога, а нам сидеть там по колено в холодной воде часами. У Эли ноги как колоды. Не пойдем мы туда, тут все вместе разом и помрем. Василию только не говори, ругаться будет.

Немцы бомбили в основном порт, где стояли английские