Архангельск – большой деревянный город, растянутый по берегам Северной Двины более чем на 30 км; а река – прекрасный ориентир для летчиков. Забрасывая жилые кварталы зажигалками и вызывая интенсивные пожары, они затем пикировали на месте скопления людей, бомбили их фугасками и не давали бороться с огнем. Вражеские самолеты действовали почти безнаказанно.

Таня часто вспоминала то страшное время. Воют сирены, полыхают пожары. Сначала она хватала детей и бежала в бомбоубежище, но потом, когда колени у Эли распухли, да и сил уже не было бежать, они спускались на первый этаж и сидели на лестнице. Муж поначалу ругался, но потом махнул рукой. Эля долго мучилась с ногами, уже после войны, подлеченная и окрепшая, она вновь и вновь жаловалась на боли в коленях.

Страшнее бомбежек был голод. За хлебом стояли огромные очереди. На иждивенческую карточку давали 200 гр. хлеба, но надо было еще достояться и получить. Выручал тюлений жир, он был вонючий и Эля отказывалась его есть. Тогда Татьяна придумала поджаривать на нем хлеб.

- Где ты бродишь, ну неужели нельзя пораньше прийти из школы? Ты ведь знаешь, мне надо за хлебом в магазин, а Сережу не с кем оставить. Не тащить же его в очередь – Таня весь последний час бегала от окна ко окну, высматривая Элю. Сергей спал в их кровати, а Эля только пришла вся заиндевевшая с мороза.

- Сама не велела на трамвае, если народу много. Я пешком шла, вся закоченела – в голосе девочки слышались слезы. Эля мерзла в своем штапельном платьишке в школе, у нее ничего не было из одежды нового. Из теплой кофты она выросла, да и зимнее пальто ей уже коротко, а где другое взять, Татьяна не знала. Можно было бы обменять на продукты, это была самая ходовая валюта, да вот где взять лишнее. Многие выращивали картошку и овощи у дома, но они приезжие, для них не было земли. Муж сутками пропадал на работе, приходил уставший, почерневший лицом и сразу валился спать. Таня видела, что не до этих проблем Василию, может поэтому, оставила годовалого Сережу на Элю и на все лето уехала в деревню. Вернулась с последним пароходом и мешками с картошкой. Прямо у крыльца она упала, потеряв сознание. С этими мешками она и надорвала сердце и печень, но зато семья не бедствовала, а у Эли было новое пальто к зиме.

Глава 4

Виновата она перед дочерью, не отмолишь свою вину за всю оставшуюся жизнь. Когда первенец умер, она измученная душой и телом, зареклась иметь детей и долго отказывала мужу в близости. Это было невиданно и неслыханно по деревенским меркам, но ведь она – образованная, плевали ей вслед завидущие соседки. У Тани были густые, волнистые волосы, пепельного оттенка, волной струящиеся до самой поясницы. После бани, она лишь расчесывала их и не пряча под платок, гордо шла домой под завистливый шепоток бабенок. Таня собирала не только завистливые бабские взгляды, но и похотливые мужские. Дома муж устраивал ей скандал, мог ударить по лицу. Василий ревновал свою неприлично молодую и симпатичную жену, а ведь Таня никогда не была красавицей. Маленькая и худенькая – в чем только душа держалась – по сравнению с высоким, статным Василием, она казалась замухрышкой. Если в дом приходили приятели мужа, она быстро собирала на стол и уходила в другую комнату. Не дай Бог, кому-нибудь взглянуть на нее с интересом.

Когда родилась Эля, муж как будто немного помягчел, растаял душой, а вот она не испытывала к девочке нежных чувств. Уж очень похожа была Эля и характером, и внешностью на мужа.

Она с дочкой каждое лето ездила к сестре в Верхнюю Тойму. Прокатиться по реке для нее всегда за радость и Эле нравились их поездки. Вот только с сестрой они плохо ладили, часто ссорились по пустякам, теперь уж и не вспомнишь из-за чего. Ольга считала, что мужа ей надо бросить и переехать к ней. Таня больше отмалчивалась, но чувствовала себя неуютно, разряжала обстановку маленькая Эля.

- Тетка Ольга, отдай мне эти занавески с кошками, мама сошьет мне новое платье. Тебе ведь не жалко? – огорошив в очередной раз тетку, девочка лукаво замолкала и ждала реакции. Ольга каждый раз терялась перед этой маленькой девочкой, рассуждавшей не по летам серьезно.

Таня сама не уставала дивиться на дочь, вспоминая ее серьезный, тяжелый взгляд и странные недетские разговоры. Порой ей казалось, что с Элей что-то не так. Дочка почти не играла, очень рано научилась читать и любила слушать граммофон. Могла часами сидеть и слушать одну и ту же пластинку.

- Ох, не к добру это, лучше бы бегала и шалила как все дети – жаловалась Таня соседкам.

- Да ну тебя, она еще даст тебе прикурить – отшучивались бабы, не понимая забот Тани. Их дети росли как сорная трава на улице.

– Ты ее к хозяйству приучай, раз играть не хочет. Нечего барыней сидеть, дело ей дай по силам.

Таня хорошо шила, вышивала, пряла самую тонкую пряжу, но больше всего любила полежать с книжкой. Очень часто чувствовала себя усталой, даже больной, но объяснить, что болит не могла.

- Вечно ты нездорова – ругался муж, затапливая печь – спать поменьше надо по утрам, а вечером пораньше ложиться, а не с книжкой до полночи сидеть.

- Я уснуть долго не могу – виновато оправдывалась Таня. Бессонница уже тогда мучила ее, особенно летом, в светлые ночи, когда солнце почти не садилось и светло было как в пасмурный день. В такие ночи, Таня часто засиживалась у окна с книгой или шитьем. Василий не понимал этого и злился, считая, что Таня делает это назло ему.

- Зачем ты его терпишь, Татьяна – сестра изредка навещала их в свой отпуск. Замуж она так и не вышла, хотя директор школы пытался ухаживать за красивой гордячкой.

- А кому я нужна с детьми, без профессии в городе? В деревню ехать прикажешь? Нет, хватит с меня коровников холодных, да мужичья пьяного. Это по молодости романтика, а под сорок лет, да с детьми…Им учиться надо, а в деревне сама знаешь – Таня отводила глаза, ведь сейчас Ольга вспылит и раскричится, что в деревне школа не хуже. Вот только