после расставания с Яном — хотя видит Бог, каких трудов ей это стоило. Но она смогла. Удержалась на плаву. И теперь оглядываться назад не хотела. Не нуждалась ни в жалости, ни в сочувствии. Она жаждала лишь понимания и простого человеческого тепла.

А еще… Стася всеми силами гнала от себя мысли о нем… о бывшем муже.

Из последних сил противилась воспоминаниям — и плохим, и хорошим, направляя их в иное русло. Это было сложно. Чертовски сложно.

Ведь с Яном ее связывала… почти половина жизни!

Они познакомились, когда ей было шестнадцать. А поженились — едва исполнилось восемнадцать. Ему на тот момент стукнуло уже двадцать два.

Взрослый. Здоровенный. Сильный. Уверенный в себе и не по годам серьезный. Он всегда знал, чего хочет, и шел к поставленным целям напролом. Она ощущала себя с ним, как за каменной стеной.

Ни в чем не нуждалась. Ничего не боялась. Была обожаема и желанна.

Их страсть не знала границ и пределов. Накрывала внезапно и сжигала дотла.

Они были одержимы друг другом. Больны. И даже не пытались исцелиться.

Все четыре года их семейной жизни казались сказкой. Пока однажды… Стася до сих пор не понимала, как это с ними произошло. В какой момент?

«Да, какая разница?» — резко одернула саму себя. — «Плевать! И уже давно!»

Смирившись с тем, что своими силами едва ли успокоится, девушка аккуратно (дабы не разбудить Настюшу) встала с кровати и тихонько выскользнула из спальни. Затем, стараясь не шуметь, побрела на кухню.

Оказавшись на месте, отыскала в аптечке настойку пустырника, и отхлебнула микстуру прямо из бутылочки. Поморщилась и торопливо запила водой. Вкус отвратительный, но эффект… ради него можно было и потерпеть.

Тем не менее, возвращаться в постель Стася не спешила. Погасив свет, медленно подошла к окну, отодвинула занавеску и с ногами уселась на подоконник. Давняя привычка. Еще детдомовская. Ей всегда нравилось наблюдать из окна их комнаты за ночным городом, пока другие спали. Раньше это занятие дарило ей покой и умиротворение. Но не сейчас.

Она вроде и любовалась красивыми видами, но мыслями была далека.

Они… все еще не поддавались контролю. Крутились вокруг мерзавца, о котором ей совсем не хотелось думать. Не хотелось о нем вспоминать.

Но думалось! И вспоминалось!

«Моя девочка! Моя малышка!» — будто наяву звенел в ушах его низкий хриплый голос. — «Я убить за тебя готов, ты это понимаешь?»

В те времена Стася верила каждому его слову. Плавилась в его руках, как свеча и охотно подставлялась под поцелуи. Растворялась в нем без остатка.

И чуть ли не лужицей растекалась у ног Яна, когда слышала вкрадчивое:

«Ты моя! Только моя! Я никогда и никому тебя не отдам! Слышишь?»

Вздрогнув, как от удара, Стася до онемения пальцев сжала кулаки.

Злость туманила разум. Ненависть ослепляла. В голове громыхало:

«Предатель и лжец! Как же я тебя презираю! Будь ты… будь ты…»

Она крепко зажмурилась, лишь чудом сдерживаясь от проклятий.

На душе скребли кошки и творился настоящий сумбур. Горло сдавливал болезненный спазм. В глазах щипало, и это порождало новую порцию гнева.

Бывший муж не стоил ее слез! Ни тогда, ни сейчас!

Но горячие соленые капли… один черт… стекали по щекам, разъедая кожу, точно кислотой. И идея вернуться в город уже не казалась такой правильной.

Все ее защитные механизмы, все барьеры, выстроенные годами, сейчас просто растворились. Их смело, стоило Стасе дать волю воспоминаниям.

Она потерялась во времени. В пространстве. Даже собственное тело ощущала крайне странно. Опустошенно. А потом на нее навалилась страшная усталость, и девушка уснула прямо там, где сидела — на подоконнике.

И проснулась лишь утром, когда Ульяна Семеновна ужаснулась, увидев ее:

— Господи, помилуй! — воскликнула женщина, хватаясь за сердце. — Это что же… делается-то? Стасенька, ты чего? Здесь спала, что ли?

Стася осторожно слезла с насиженного места и тихонько зашипела от боли.

Мышцы одеревенели. Шею не повернуть. Да и в целом она чувствовала себя так, словно по ней проехались асфальтоукладчиком. Причем, несколько раз.

Проигнорировав вопрос обеспокоенной соседки, она крепко обняла ее.

— Доброе утро! — улыбнулась, как ни в чем небывало. — Как спалось?

— Хо… хорошо…

— Вот и отлично, — отстранившись, Стася направилась в сторону двери. — Я сперва душ приму, а потом займусь завтраком. Особые пожелания будут?

Ульяна Семеновна осуждающе поцокала языком:

— Занимайся своими делами. А я уж как-нибудь на стол сама накрою.

Спорить Стася не стала. Добрела до ванной и встала под контрастный душ.

Используя различные средства гигиены, привела себя в полный порядок.

А когда закончила водные процедуры, застала Ульяну Семеновну у плиты. Она жарила блинчики. И на тарелке уже лежала приличная стопка.

— Буди Настеньку! — велела женщина, выливая на сковороду новую порцию теста. — Блины нужно есть с пылу-с жару!

В данном вопросе Стася была с ней солидарна, и уже через несколько секунд заглянула в спальню. Ожидала увидеть свою малышку на кровати, но… та пустовала. Адреналин забурлил по венам. Внутри все оборвалось. Застыло.

— Настя?! — не помня себя, девушка ринулась к кровати. — Настюша?!

Ответом ей служила звенящая тишина. В голове не осталось мыслей.

Лишь непонимание, растерянность и дикий парализующий страх.

Глава 5

Казалось, еще секунда, и ее сердце разорвется прямо в груди.

Но в следующее мгновение откуда-то сверху до нее донесся смех дочери:

— Не нашла! Не нашла!

Вскинув голову, Стася обнаружила свою малышку лежащей на шкафу.

И не имела ни малейшего представления, как она туда забралась.

— Ми… милая? — позвала дочь дрогнувшим голосом. — Как ты там оказалась?

— Залезла по полочкам.

— По каким еще полочкам?

Счастливо улыбаясь, Настя распахнула дверцу шкафа:

— Вот по этим!

Стася схватилась за голову. Не то от облегчения, не то от праведного гнева.

С целью проучить эту мелкую проказницу, снимать ее со шкафа она не стала. Заставила ту спускаться самостоятельно, хоть и контролировала процесс.

Зато потом вцепилась в нее, как утопающий в спасательный круг и строго произнесла:

— Настюша, ты наказана! Никаких тебе конфет в течение двух дней!

На что дочь хитро улыбнулась, обняла ее в ответ и прошептала:

— Я так сильно люблю тебя, мамочка!

И дороже этих слов не было на свете. Стася даже прослезилась. Невольно и свою маму вспомнила. Она тоже безмерно любила ее. И чувствовала себя мерзко от того, что не появлялась на ее могиле с тех пор, как переехала.

А потому не стала противиться своему спонтанному порыву.

Собралась, вызвала такси и сообщила Ульяне Семеновне:

— Я