Время шло, и каждый раз по возвращении отца домой Андрюша с надеждой вглядывался в выражение его лица и каждый раз огорченно опускал глаза, понимая, что долгожданного результата нет.

А однажды в его отсутствие матушка привела отца в комнату сына, и тот даже ухмыльнулся, увидев содержание стола Андрюши, который, как оказалось, категорически запретил прислуге при уборке не то что перемещать, а даже прикасаться к его сокровищам. Бегло просмотрев собранную сыном литературу, Петр Иванович проникся еще большим к нему уважением, угадывая присущую ему самому целеустремленность. Он ориентировочно оценил стоимость собранной коллекции — а по-другому и нельзя было назвать это собрание раритетов! — и решил каким-нибудь образом возместить сыну финансовые затраты, которые явно превышали денежное содержание гвардейского офицера, потому как просто так он, Андрюша, скорее всего, денег не возьмет.

Затем присел в кресло сына и глубоко задумался, в то время как матушка, прижав руки к груди, чуть ли не со страхом наблюдала за ним, понимая, что именно сейчас решается судьба ее милого Андрюшеньки.

Некоторое же время спустя, когда батюшка вернулся со службы, сердце Андрюши екнуло: «Неужели?..» Петр Иванович между тем не спеша разделся и, перекрестившись на иконы в красном углу, пригласил сына в свой большой и уютный кабинет, обставленный стеллажами с книгами в дорогих кожаных переплетах с золотым тиснением, вход в который без его разрешения был раз и навсегда запрещен кому бы то ни было. Это была святая святых их большого дома. Именно здесь, в благоговейной тишине, Петр Иванович готовил и принимал самые важные и ответственные решения.

Сев в свое любимое кресло за изящным, заморской работы, письменным столом, кивнул сыну на кресло, стоящее напротив. И только тогда, видя ожидание и немой вопрос в его глазах, улыбнулся. Андрюша же, истерзанный долгим ожиданием и неопределенностью и сердцем понявший, что наконец что-то сдвинулось в решении его вопроса, не выдержал и разрыдался. Петр Иванович, явно не ожидавший такой реакции сына, растерянно смотрел на его вздрагивающие плечи и с болью в сердце понял, что же на самом деле творилось в душе его любимца в эти последние месяцы.

Когда же Андрюша несколько успокоился и, стыдясь своей минутной слабости, кротко взглянул на отца, то совершено неожиданно увидел в глазах этого, в общем-то, сурового и скупого на эмоции человека столько любви и нежности, что чуть снова не расплакался от счастья. Так молча и сидели два близких по крови и по духу человека, глядя друг другу в глаза. Слова здесь были совершенно ни к чему…

Наконец Петр Иванович, сглотнув комок, застрявший в горле, и для пущей солидности прокашлявшись, сообщил Андрюше главную новость.

— Довольно быстрое высочайшее утверждение проекта экспедиции на Дальний Восток и в Русскую Америку было связано не столько с просьбой членов правления Российско-Американской компании, сколько с назревшей необходимостью установления торговых отношений с Японией. Этого требовала политика укрепления влияния России в северотихоокеанском регионе. В то же время правительство императорской Японии проводило изоляционистскую политику, не допуская европейцев в свои порты за исключением голландцев, да и то только в Нагасаки. Необходимо было попытаться сломать эту традицию, тем более что Россия становилась для Японии практически единственным соседним европейским государством.

Однако направить миссию в Японию через Охотск или Петропавловск на каком-нибудь утлом суденышке значило заведомо обречь ее деятельность на неудачу, так как японцы уже видели большие голландские корабли, заходившие в Нагасаки. Поэтому появление в Японии русского трехмачтового военного корабля должно было, соответственно, вызвать уважение к стране, желавшей установить определенные с ней отношения. А тут как раз и подоспел проект Крузенштерна. Потому-то Александр I и торопил моряков с подготовкой этой экспедиции.

Возглавить торговую миссию в ранге полномочного посланника было поручено камергеру Николаю Петровичу Резанову[10], который стал отвечать не только за подбор членов миссии, но и был обязан принять активное участие в подготовке самой экспедиции. Я достаточно хорошо знаю этого молодого и энергичного вельможу, и как раз на сегодня с большим трудом добился у его превосходительства, вечно занятого неотложными государственными делами, аудиенции. Коротко выслушав мою просьбу и данную мною краткую характеристику твоих деловых качеств, он дал согласие на включение тебя в состав своей миссии.

Так что, Андрюша, Богом молю, постарайся не подвести меня.

— Что ты, батюшка! — горячо воскликнул тот. — Верь в меня, как в себя…

Он прямо-таки ел глазами отца, все еще не веря удаче, свалившейся на его голову. Свершилось — он действительно пойдет в кругосветное плавание в составе экспедиции! Ай да батюшка! «И небываемое бывает!» — вспомнил он возглас Петра I после захвата в 1703 году двух шведских кораблей в устье Невы. И действительно, казалось бы, невозможное стало реальностью. Андрюша даже суеверно ущипнул себя за мочку уха, чтобы убедиться, что это не сладкий сон.

А Петр Иванович, словно не замечая состояния сына, поведал необходимые тому данные о его новом начальнике.

— Николай Петрович Резанов родился в 1764 году, имеет придворный чин камергера, что в соответствии с Табелью о рангах[11]приравнивается к флотскому чину контр-адмирала. В начале 90-х годов женился на дочери именитого купца Григория Ивановича Шелихова[12], одного из основателей официально оформленной в 1799 году Российско-Американской компании. После скоропостижной смерти Шелихова становится одним из главных пайщиков Компании и одним из ее учредителей, а с 1800 года после перевода ее правления из Иркутска в Петербург избирается главой ее правления.

Сухие официальные данные, за которыми скрываются перипетии жизни одного из ярких представителей государственных деятелей послепетровской России.