в другое и с застёжками, после чего поставил портфель на пол. Бутылки же протянул в сторону выглядывавшей из-за какой-то приоткрытой дверки горничной:

— Это к столу, если хозяйка не будет против.

Тем временем из кабинета вышел живой и здоровый хозяин дома, после чего женщины резко успокоились. Маша даже решила продолжить ранее задуманный сценарий знакомства:

— Мама, папа, знакомьтесь, это… Ой. — Она внезапно вспомнила, что с её папой мы, как ни странно, уже знакомы, и это опять сбило её с толку.

За спиной послышался уверенный и строгий голос:

— Давайте лучше я представлю. Это тот самый молодой человек повышенной ушлости, о котором я вам рассказывал. Тот, из-за которого я почти не бывал дома всю вторую половину лета и постоянно пропадаю на службе последние полтора месяца. Ему показалось мало, что он отбирает у вас меня, поэтому решил ещё и отобрать у меня дочку!

Все, включая меня, замерли, не зная, как реагировать на подобную речь. Тем временем Мурлыкин сменил прокурорские интонации голоса на добродушные.

— Также это именно тот хитросделанный умник, которого никак не могут поделить несколько имперских служб. Тот, благодаря которому я получил повышение в конце лета, благодарность в приказе и две премии осенью, а также ожидаю ещё кое-что приятное в ближайшие дни.

На плечо опустилась рука Машиного папы.

— Я был несколько удивлён, увидев здесь именно его и до сих пор не понимаю, где и как он ухитрился успеть познакомиться с Машей. Химик-эксперт из него получился хороший, как аналитик — тоже не плох, какой получится зять — пока непонятно.

— Папа!!!

— Что «папа»? До этого ты никого домой не приглашала, так что из этого, а ещё из услышанного там, в кабинете, могу сделать выводы…

— Приглашала, но…

— Чтоооо⁈

— Так, а что это мы всё в прихожей стоим? — попыталась перевести тему Машина мама, так не вовремя вставившая своё уточнение.

— Так знакомимся! Все со всеми, похоже. — Мурлыкин с каким-то профессиональным интересом смотрел на жену и дочку.

— Ой, точно! Мама, это — Юра, Юра — это моя мама, Екатерина Сергеевна. — Маша не то решила таким образом обыграть папины слова, сведя всё именно к формальной процедуре, не то и правда не заметила всех смысловых слоёв, о которых мне дед рассказал. Сам бы я тоже решил, что хозяин дома намекает на эту неловкость. Мурлыкин хмыкнул, но ничего не сказал.

— Прошу всех в гостиную, — вновь попыталась вернуть ситуацию в стандартное русло Екатерина Сергеевна.

Разуться не предложили — не то специально, не то забыли из-за суеты. Я, пропустив хозяев вперёд, показывать дорогу, молча тронул Машу за руку, привлекая внимание, потом так же молча ткнул пальцем в ботинки и попытался придать лицу вопросительный вид. Та закатила глаза.

— Маааам! Мы тут немного задержимся — надо кое-что сказать Юре наедине.

— Не увлекайтесь тут особо, хм, разговорами! — Буркнул Василий Васильевич.

Кажется, нас неправильно поняли. С другой стороны, в процессе смены ботинок на домашние туфли обнять и поцеловать мою Машу я тоже успел. Получается, не так уж сильно он и ошибся, зато Мурочка приободрилась, почувствовав, что я менять своё отношение к ней не собираюсь. Спросила только:

— Вы что, пили там⁈

— И даже без закуски. И если я срочно чем-нибудь жирным или пористым не заем, то может и развезти.

И ещё одну тему успели поднять, пока шли по коридору.

— Ты про сестёр не говорила.

— А что с ними не так?

— Я для них ничего не принёс.

— Ерунда, я всё приготовила.

— Я рассчитаюсь.

— Позже. Пришли уже.

Пришли-то пришли, но на эту тему с Машей надо будет ещё поговорить, обязательно. Она пока ещё не жена мне, чтобы общие семейные подарки покупать. И уж тем более, если они не семейные, а от моего имени. Нельзя так.

Когда мы входили в гостиную, Мурлыкин окинул меня взглядом с головы до ног, зацепился глазом за домашнюю обувь — и немного расслабился. Понял, что не пообниматься на скорую руку остались, а была причина. Ну, или не только для этого.

Рассадка была интересная. Во главе стола никого не было, родители Маши сели напротив друг друга, Машу усадили возле папы, меня, соответственно — возле хозяйки дома. С одной стороны — обстановка декларирует отказ от давления властью и авторитетом, вроде как «на равных». С другой — нас с Машей «разогнали по углам».

«Или ты накручиваешь себя на ровном месте, выдумывая проблемы там, где их нет».

«Дед, это официальный обед, пусть и почти семейный. Тут случайностей нет!»

«Ну, может, тебя просто на знание застольного этикета проверить хотят? Потому и посадили рядом с дамой».

«Точно! Этикет! Так, если дама не справа, а слева, но на этой стороне стола никого больше нет…»

«Ну вот — хотел пошутить и успокоить, а вместо этого ещё одну тему для переживаний подбросил!»

Начав метаться по столу взглядом, панически пытаясь вспомнить тонкости того самого застольного этикета с учётом всех обстоятельств, заметил кое-что интересное. Похоже, что рассадку сменили на «демократичную» буквально на ходу, пока я переобувался: прибор Мурлыкина передвинули, салфетки, бокалы — все крупные предметы. А вот рюмку переставить его жена забыла. Как ни странно, меня это мгновенно успокоило, показавшись хорошим знаком. Я поймал глазами взгляд Василия Васильевича и так же глазами показал на забытую рюмку, слегка улыбнувшись. В ответ он вздохнул и покачал головой. Не то с досадой, не то отмечая мою излишнюю глазастость.

Первые пятнадцать минут, до выноса горячего, шёл обычный светский разговор «обо всём и ни о чём», никак не касавшийся ни меня, ни причины моего прихода. Ритуальная пустая трата времени.

«И заодно экзамен на готовность и умение вести такой разговор, то есть — на уровень и характер воспитания».

После перемены блюд, выдержав три минуты в молчании, Екатерина Сергеевна невзначай стала нахваливать Машу, какая та замечательная хозяйка, как она помогала с готовкой, чуть ли не лично выбирала на рынке мясо. Удивлённый взгляд Маши до того, как она поймала, видимо, «страшный взгляд» мамы подсказал, что дифирамбы как минимум вдвое приукрашивают ситуацию.

«Если начали товар нахваливать — то, стало быть, гнать с порога не собираются. Начинается нормальный торг».

«Товар, торг… Дед, нельзя так!»

«Именно так и надо — без иносказаний и иллюзий!»

«Ррррр!»

От Машиной хозяйственности плавно перешли на её