В битве при Ватерлоо Наполеон, практически выиграв сражение, ждал маршала Груши, но к Веллингтону подоспел фон Блюхер и решил исход битвы. Гинденбургу же в отличие от русских ждать было некого.

* * *

– Ваше благородие! Вы не беспокойтесь! Это мы мигом поправим. Всего и делов-то – подкова! Была б голова цела, а подкова – пустяк! – Хорунжий Усов, могучий казак, приведший сотню из 14-ого Донского казачьего полка, рокочущим басом успокаивал поручика, осматривая ногу коня.

– Жигалин! Пулей к кузнецу! И перековать немедля! – крикнул Усов стоявшей невдалеке сотне и, повернувшись к Борису, видя его расстроенный вид, хотел что-то добавить, но передумал и только горестно покачал головой.

От сотни отделился казак и наметом подъехал к Нелюбову и Усову.

– Отставить хорунжий! Времени нет. Через пять минут выступаем. Коня придется оставить в полку, – отменил команду хорунжего Нелюбов.

Борис с сожаленьем потрепал гриву верному Буяну, затем подождал, когда к нему подведут запасного коня и, узнав, что жеребца зовут Сашкой, легко вскочил в седло, бросив прощальный взгляд на своего вороного друга, который, поняв что его разлучают с хозяином, обиженно заржал.

Пройдя школу кавалергарда, поручик считал верховую езду одной из основных дисциплин. Все восторгались, с каким умением и ловкостью он поражал мишени при джигитовке, но никто не подозревал, сколько сил и времени потратил Борис, прежде чем смог управлять конем одними коленями. Сколько синяков он набил, прежде чем научился в бешеной скачке сливаться с лошадью в одно целое, испытывая необъяснимое чувство единения с этим прекрасным и умным животным.

Перейдя с шага на рысь, Борис почувствовал, что под ним прекрасно объезженный конь.

– Но как он себя поведет в бою? Плохо, что все началось с потерянной подковы… – посетовал он.

* * *

Густой утренний туман низко стелился над Мазурскими болотами, белесой дымкой обволакивая деревья и кустарники. На рысях, пройдя около десяти верст и не встретив ни одной живой души, поручик дал команду остановиться и, сверившись с картой, объявил привал. Где-то рядом должна быть деревня.

– Хорунжий! Пошлите вперед дозорных. Пусть сделают крюк и обойдут деревню слева. Если заметят немцев, уходить немедленно…

Борис всегда удивлялся, с какой быстротой и слаженностью казаки выполняли команды. Внешне медлительные и степенные, казаки буквально преображались, услышав приказ командира. «Военные крестьяне» – вспомнилось Нелюбову услышанное еще в Петербурге брошенное кем-то из сослуживцев определение казачьих войск.

Хорунжий Усов, отдав необходимые распоряжения, подъехал к поручику и, доложив об исполнении приказа, остался рядом, с любопытством и без тени смущения рассматривая Бориса. Нелюбов молчал, и хорунжий, видимо, сочтя эту безмолвную паузу достаточной, поглаживая шею своего гнедого, пробасил:

– Ваш коник-то как убивался, что вы его оставляете. А красавец какой! У нас в станице был один такой, ну, прям, как ваш. Когда хозяин сгинул, месяц никого к себе не подпускал, есть отказывался, думали, сдохнет. А потом ничего, отошел, только резвость пропала.

– А что хозяин? На войне погиб?

– Да кабы на войне… – Хорунжий явно обрадовался, что удалось завязать разговор и, когда поручик спешился и присел на траву, тоже неторопливо слез с коня и опустился рядом.

– У нас казачка одна жила, гарна девка! По молодости Демьян, ну, тот станишник, и она любились дюже. А потом ее замуж выдали, и, как мужа на службу призвали, у них опять любовь началась, значит. Муж через год приехал на побывку, люди добрые ему и нашептали, – Усов шумно и расстроенно вздохнул. – Не стерпел обиды казак и обоих изменников из винта в этот же день и уложил. А молодка-то его с приплодом была от Демьяна. Он как узнал об этом, той ночью и удавился…

Борис вдруг вспомнил Варю, ребенка, которого носила она под сердцем, и ему стало не по себе от рассказа Усова. Заметив мелькнувшую тень на лице поручика, хорунжий решил переменить тему и, поправив лежавшую рядом шашку, с уважительной улыбкой сказал:

– Мы со станишниками прошлый раз дивились, как вы лихо чучела рубили… У нас в полку многие потом пробовали, чтобы, значит, как вы. Да только больше восьми чучел никто не осилил, – и смущенно добавил: – Я ведь как узнал, что ищут охотников с вами в разведку, сам пошел к начальству и прямо сказал, – моя сотня самая лучшая в дивизии, об этом все знают, значит, мне и ехать…

Борис, не ожидавший такой откровенности от казачьего офицера, удивленно посмотрел на него. Хорунжий своим простодушием начинал ему нравиться.

«Интересные люди, – подумал Борис. – Немцы специальный приказ издали, – „казаков в плен не брать, расстреливать на месте“, а казаки как узнали об этом, только посмеялись, – „ох, и боится нас немчура!“»

Возникла молчаливая пауза, которую прервал Усов, указав на скачущий бешеным галопом посланный в деревню дозор. Борис вскочил на коня и с напряженным вниманием стал ожидать результатов разведки, а хорунжий, понявший, что столь стремительное возвращение дозорных казаков сулит лишь скорую встречу с врагом, дал команду приготовиться к бою.

– Ваше благородие! В селе никого нет, но за селом на подходе уланы. Я думаю сабель двести, не более, – доложил чубатый светловолосый унтер-офицер, который был старшим.

– Они вас заметили?

– Никак нет, ваше благородие! Мы только их увидели и, как мышки, шасть меж домов, и к вам! А немчура не спеша едет, как на параде!

– Двести сабель? Всего-то? По два германца на станишника… – пробасил Усов, весело поглядывая на Бориса.

Нелюбов бросил взгляд на Усова и, оглядев готовую к маршу сотню, неожиданно понял, что думает о том же, что и казаки.

Если ударить неожиданно, то, застав улан врасплох, можно всех уничтожить. Приказ был в бой не вступать, но языка по-тихому взять не получится, а с такими орлами мы из них быстро сделаем баварские сосиски для пива, решил поручик и, понимая, что рискует, что это может быть только авангард, однако, надеясь на стремительность и скоротечность боя, дал команду развернуться для атаки.

* * *

Внезапная атака кавалерии во все времена часто решала исход сражения. Атакуемый противник за несколько минут, необходимых для сближения, не успевал ни организовать грамотную оборону, ни предпринять эффективные контратакующие действия. Бой распадался на локальные сражения, в которых основную роль играла боевая выучка и мужество бойцов, а казакам в сабельных атаках равных не было.

Поручик Нелюбов за развитием боя следил лишь до околицы деревни и с неудовольствием отметил, что уланы к началу атаки не успели спешиться и, сверкнув саблями, двинулись навстречу противнику.

Но казаки, ощетинившись пиками, были уже рядом.

Преодолевая последние метры, Борис позабыл обо всем на свете. Однополчане, друзья-гвардейцы, Варя – все это куда-то исчезло, остались только враги, которые хотели убить его и которых должен убить он.