Он уткнулся в планшет и что-то увлечённо печатал, даже не заметил, как подошёл поезд. Очнулся, только когда его стали толкать с разных сторон. Неровной походкой зашёл в вагон, пристроился в углу и продолжил печатать.

Я с жадным любопытством разглядывала отца, гадая, что же он там строчит? Решают, кто станет стажёром фирмы? Уже решили и рассылают результаты? Любовная переписка? Может, он придумал новую формулу для очередного артефакта?

Руперт Берлингер почувствовал на себе чужой взгляд и внезапно оторвался от планшета. Мы удивлённо уставились друг на друга.

— Станция «Оранжевая»! — оглушил нас диктор.

Отец поспешно подошёл к дверям, и, не глядя на меня, вышел.

Я успела заметить, что на планшете он раскладывал пасьянс.

Мне предстояло проехать ещё розовую, жёлтую и зелёную ветки — это по билету. По голубой и синей пойду уже пешком. Мой район находился почти в самом конце города. После нас оставалась только фиолетовая ветка, однако, несмотря на крайнее расположение, трущобами всё равно считалась синяя.

Я с замиранием сердца проверила почту. Письма из «Берлингера» не было.

Фиолетовый район был своего рода учебным городком. Целую ветку отвели под детские сады, школы, колледжи и институты. Когда-то планировалось, что все здания будут выстроены по градации знаний. Но пока власти отстраивали муниципальные учреждения, арендодатели по-быстрому продали свободные места частникам. В итоге там получилась куча мала. Например, по одну сторону от моего колледжа располагался престижный Акамарский университет, а по другую — ясли.

Поезд брынчал, вагоны тряслись, пассажиры, уставшие от повседневной суеты, уткнулись кто куда: в электронные книги, смартфоны, кто-то спал, а кто-то предпочитал наслаждаться обществом друг друга даже в душном поезде.

У парня и девушки были часы с фирменным логотипом «Берлингер» — изящная буква «Б», обведённая кругом. Часы-артефакты. Я присмотрелась к влюблённым внимательнее. Интересно, какие эмоции они себе купили? Счастье? Страсть?

— Станция «Розовая»!

Освободилось сразу несколько сидячих мест. Убедившись, что никто не хочет их занять, я присела. Платформа была крытой — от солнца пассажиров защищал светло-зелёный пластик. На нём из окна поезда была видна огромная надпись «ТЕПЕРЬ ПРЕДМЕТЫ ЛЮБЯТ ЗА ТЕБЯ». Ещё не успели стереть.

Я обновила почту. Ничего.

Если оранжевая ветка отводилась под элитное жильё, то в розовом квартале располагались дорогие бутики, рестораны, театр, теле- и радиостудии. Весь модельный бизнес был сосредоточен на этой ветке.

Другое дело — жёлтая ветка, её ещё называют мэрогеддон. Всё потому, что этот район отведен под чиновничьи нужды. Мэрия, департаменты, здание полиции, суд, тюрьма, военная поликлиника, даже жилой квартал для льготников — всё здесь. За порядком на этой ветке следили строго. Никаких надписей от антиартефаков и в помине не было. А если кто и пытался влезть со своим граффити, то его быстро отправляли в тюрьму — обычно на 15 суток.

На зелёной ветке вышло большинство пассажиров. Тут было сосредоточено здравоохранение — государственные, частные клиники, реабилитационные, стоматологические, пластические и другие центры.

Я обновила почту, убедилась, что письма с результатами всё ещё нет, тяжело вздохнула и вышла вслед за медленно шаркающими бабульками. Билет был оформлен только до зелёной ветки, сканеры поезда не выпустили бы на другой станции. А значит, до дома мне предстояло стаптывать и без того драные кеды ещё полчаса, если не больше.

Глава 3

Одна часть дома вросла в земельную стену, другая выглядывала на улицу. Перед входом даже был невысокий заборчик, краска на гниющих досках давным-давно потрескалась.

Дверь открылась с привычным скрипом.

— Это я! Есть кто? — проголосила, снимая кеды в прихожей.

Мне, конечно же, никто не ответил. Семейная традиция — игнорировать друг друга. Мама с отчимом точно не дома, но младший брат, скорее всего, здесь.

Синяя ветка. Пролетарский район. Бедные жители. Весь квартал был серым, унылым — тусклые одежды, преимущественно потёртые джинсы и клетчатые рубашки; плотно стоящие друг к другу двухэтажные домики, где-то просевшие в землю, где-то с облупившейся краской, где-то с огромными заплатками на крышах. Ни одного счастливого лица. Громкие соседи, крикливые знакомые, уставшие и озлобленные от тяжёлой жизни прохожие.

Дом разваливался. В подвале слышался плеск воды, первое время отчим ещё пытался вручную её откачать, но потом забил. Туда мы больше не спускаемся. Половые доски скрипели от каждого вздоха, одна ступенька вообще провалилась — теперь приходилось переступать широким шагом. Крыша покосилась, сыростью пропитался каждый угол. Дом гнил и снаружи, и изнутри, но никому до этого не было дела.

Я поднялась на второй этаж, зашла в свою комнату. В одной её части потолок был нормальным, в другой наклонён на сорок пять градусов. Именно здесь располагалась постель, и за все двадцать лет не было и дня, чтобы я не стукнулась головой о доски (ну ладно, в детстве, может, и было).

Проверила почту. Открыла шкаф, уставилась на отражение. Зеркало висело на внутренней стороне двери, показывая мне какую-то уставшую девчонку в дешёвом тряпье. Ник Юргес был прав насчёт меня — невооружённым взглядом видно, что оборванка с синей ветки.

— Я устал тебя ждать! — заявил Кайл из коридора.

Младший брат натужно скрестил руки на груди и обличающе смотрел снизу вверх.

— Ты голодный? — меланхолично спросила, выходя из комнаты и осторожно обвновляя почту.

— Да! — Кайл поплёлся за мной. Мы спустились вниз, предусмотрительно переступая через дыру в ступеньке.

Я заглянула в холодильник, попеременно пощёлкала дверцами шкафчиков.

— Печёные яблоки с сыром? — сделала вывод.

— Давай!

Кайл быстро уселся за стол и начал хрустеть орешками, что ещё остались в блюдце.

— Уроки сделал? — спросила у него, когда порезала яблоки пополам, положила на них ломтики сыра и сунула всё в пароварку.

— Нет! — У брата был такой возмущённый вид, словно в этом я была виновата. — Инфранет не работает!

— Опять кабель? — нахмурилась.

— Ы-ы-ы! — пожаловалось девятилетнее дитятко.

— А что задали?

— Географию, — скривился Кайл. — Надо рассказать про нашу страну.

— Что, без Инфранета не можешь? — хмыкнула я, погружая руку в орешки и хватая столько, сколько получилось уместить в ладони. Кайл недовольно наблюдал.

— Нет!

— Ну это же просто. — Я злорадно похрустела. — Эль-Нат. Расположена на южном материке. 90% суши — пустыня. С севера омывается океаном. А ты живёшь в городе Акамаре. И мы расположены глубоко в земле, потому что на поверхности мы бы не выжили.