Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А мастер Котта? Он тоже?
— Нет, не уверен. Если он и догадывается о существовании каких-либо организаций, то не проявляет к их деятельности интереса. Это вполне объяснимо: у него столько учеников, о которых нужно заботиться, Школа и все обязанности, связанные с ней. На что-то другое просто нет времени. Насчет других учителей тоже ничего не слышал.
— Понятно…
— Среди твоих знакомых тоже есть члены ордена Бабочки.
— Правда? Кто они?
— Пусть это будет для тебя сюрпризом, — улыбнулся Киней. — Я надеюсь, ты приедешь в наш особняк погостить? Нам нужно многое обсудить. Тюрьма — не самое лучшее место для хорошего разговора, как считаешь? Тем более, кое-кто очень хочет с тобой увидеться. Ты ведь не против приехать? Мы все будем очень рады.
— Ну… да, конечно, — без особого энтузиазма проговорила девушка. — С радостью приму твое приглашение. Вот только я не знаю, где находится твой дом.
— А, без проблем! Давай я заеду за тобой завтра около обеда? Лучше мне сопроводить тебя, чтобы ты случайно не заблудилась. К тому же, насколько мне известно, у тебя сейчас нет лошади?
— Да, их забрал отец.
— Не идти же тебе пешком, правильно?
— Не стоит об этом беспокоиться.
— Ева, это простое правило гостеприимства. Не могу же я позволить добираться самой, это не вежливо! Значит, договорились? Жди меня завтра в обед.
— Как скажешь.
— Замечательно, — Полуулыбка сменилась серьезным выражением, и Киней снова понизил голос. — Пожалуйста, помни: все, что я сказал тебе сегодня, совершенно секретно. Никто не должен знать об этом нашем разговоре, хорошо?
— Конечно, не волнуйся, — с таким же серьезным видом ответила Ева.
— Я рассчитываю на тебя, — он снова улыбнулся. — Ну, мне пора. Рад, что с тобой все в порядке.
Киней ушел, не закрыв окошко в двери камеры. Он поднялся по ступенькам, постучал в дверь, отделяющую подвальное помещение от коридора, дождался, пока ему откроют, и пропал из виду в образовавшемся проеме. Стражник, пришедший на смену ему, глянул каким-то странным взглядом на девушку и, хмыкнув, захлопнул задвижку. О чем он в этот момент подумал, оставалось только гадать.
Ева уже не обращала внимания на такие мелочи: мало ли, как ведет себя стража, все они довольно специфичный народ. Эти грозного вида мужланы могли часами сплетничать как самые обычные торговки на базаре, всегда находили повод посмеяться над заключенными, а то и поиздеваться. Чего только не придет в голову от скуки! Их злые шуточки иногда заходили довольно далеко и, как ни странно, оставались безнаказанными со стороны властей городского порядка. Так что заключенные, особенно невезучие, к которым они цеплялись чаще остальных, их недолюбливали.
Слышно было, как в подвал спустился второй охранник, они устроились в своей секции — и началось. Но за тяжелой дверью Ева могла различить только бесформенные собрания приглушенных звуков: видно, пытались говорить потише.
Сначала девушка хотела к ним прислушаться в надежде разузнать что-то о своем деле, но вскоре бросила это занятие. Разобрать было решительно ничего невозможно. Обычно они обсуждают свои постельные победы, сколько у кого было женщин, когда и где. Наверно и сейчас о том же.
А снаружи все не переставало светить солнце. Ева тоскливо отошла от окна и опустилась на солому. Она все еще находилась в состоянии легкого недопонимания сложившейся ситуации. Как такое могло случиться? — спрашивала она себя. Что происходит? Неужели это происходит со мной? Неужели все это правда? Очень много вопросов и очень мало ответов.
Ева попыталась сосредоточиться на своих мыслительных процессах и выстроить хоть какую-то логическую цепочку, взглянуть на картину целиком, а не на маленький ее кусочек. Пока что картина получалась далеко не ясной: небольшое светлое пятнышко среди огромного темного пространства. Стены, пол и потолок — вот все, что она могла видеть на данный момент, а то, что происходило и происходит за этими стенами, за ними же и остается. Что произошло на самом деле, что решают присяжные на заседании суда и что ее ожидает — неизвестно. О многом можно только догадываться, только предполагать, только мечтать.
Со слов молодого человека, приходившего недавно навестить девушку, ее должны выпустить уже к вечеру, как только будет рассмотрено прошение о ее освобождении. Если это действительно так, если за нее поручились такие влиятельные люди как учитель Котта, учитель Роно и другие, в конце концов Киней и его отец, один из самых крупных феодалов страны, то это прошение может иметь успех.
«Хоть бы все было именно так, хоть бы меня отпустили».
Ева уже не могла сосредоточиться на чем-то другом, только одна мысль постоянно крутилась у нее в голове. Она боялась думать об этом, потому что всякое могло случиться, а несбывшаяся мечта — глубокое разочарование. Ева хваталась за кончики любых других мыслей, надеясь заставить себя думать в правильном направлении, но одно и то же желание, ставшее навязчивым, захватывало сознание девушки, она на несколько секунд погружалась в мечты о недалеком прекрасном будущем, затем снова себя останавливала, искала другую мысль, и далее, и далее. Чем больше она старалась не думать о своем освобождении, тем больше в воображении возникало картин, планов. Так, вопреки собственной воле, у нее сложился целый список дел, которые обязательно нужно было бы выполнить в самое ближайшее время.
Одновременно с этим приятным возбуждением где-то в животе пульсировал страх. Нешуточное обвинение на нее повесили. Вдруг все же судьям не хватит подписей, чтобы освободить ее? Как вообще могла произойти такая ситуация? Вот и помогай после этого людям…
Тем временем снаружи постепенно солнце склонялось к западу. Оно опустилось еще не так низко, но на другом конце неба облака уже окрасились в цвета приближающегося заката. Это было заметно по лучу света, который проходил в камеру через решетку окна: он приобрел другой оттенок, насыщенный золотой с оранжевым отливом. Тем не менее людей на улицах города ничуть не убавилось. Ласковый, прогретый за день воздух и такие же теплые лучи солнца царствовали сейчас во внешнем мире.
Ева уже не могла усидеть на месте от нетерпения. Она мерила шагами камеру — два туда, два обратно, — то подходила к двери и прислушивалась, то смотрела в окно и считала проходящие мимо пары ног. Чем дольше затягивалось ожидание, тем больше наступало беспокойство.
На смену радостным мечтам о светлом будущем приходили мысли о том, что следует написать отцу и брату