году на Миланской Неделе Моды. А туфли!

Обувь всегда была моей слабостью — ещё в подростковом возрасте я экономила деньги, которые мне посылали родители, чтобы купить лишнюю пару лодочек.

Здесь же… было всё.

И огромное количество Луи Виттона, что не могло не смягчить кусочек моей итальянской души: за те годы, что я прожила в Италии, я не могла не впитать в себя культуру этой чудесной страны. А ведь как известно, не существует итальянки, у которой бы не было хотя бы одной вещи от Луи Виттон.

О, да! Итальянцы умеют восхищаться своими дизайнерами — и перебирая сокровища, которыми меня одарили, я поняла, что человек, который их заказывал, точно знал какие бренды придутся мне по душе.

Впрочем, я так просто не продаюсь. И если Давид Алексеевич — или как там его — считает, что сможет меня купить за шмотки, то ему придется испытать разочарование.

Правда, моё неприкрытое восхищение новым гардеробом усыпили бдительность Кати — по крайней мере, когда ночью я осторожно выбираюсь из своей комнаты, у моей двери никого нет, только в самом конце коридора, на диванчике у окна, тихонько посапывает во сне моя надзирательница.

Глядя на спящую Катю, я почему-то гадаю, какое у неё настоящее имя. Ну не идёт этой жилистой женщине Катя.

— Если бы её назвали Катериной, или Екатериной… гм… Алексеевной, то пошло бы, — бурчу я себе под нос, спускаясь по лестнице вниз, на первый этаж.

План минимум выполнен: из комнаты я выбралась, по лестнице спустилась.

Теперь осталось самое главное — найти способ, как выбраться из дома.

Я осторожно пробираюсь по темным комнатам, пытаясь найти незапертое окно. Но в комнатах работает сплит-система, а значит, все окна закрыты… и наверняка под охраной.

В конце концов, я решаю наплевать на это и пытаюсь открыть окно в небольшом алькове — по крайней мере, если сейчас поднимется тревога, то у меня будет чуть больше времени для побега снаружи дома…

Перед тем, как дернуть ручку, я в последний раз нервно озираюсь… и замечаю едва заметный огонёк от тлеющий сигареты в противоположной стороне помещения, в котором я нахожусь.

Я замираю, ещё не зная: увидел ли меня этот человек или нет.

Но мне не повезло: увидел.

Через секунду раздаётся негромкий хлопок — и всё помещение заливает неяркий приглушенный свет.

Мы в гостиной.

Я и… мой похититель.

— Не разочаровала, — улыбается мужчина, продолжая сидеть на диване и как ни в чем не бывало курить. — Мозги есть.

— Так это всё было подстроено! — я вздыхаю, чувствуя себя ужасно глупо.

— Если завтра окажется, что ты все ещё девственница — считай, мое кольцо у тебя в кармане, — ухмыляется тем временем похититель.

Я продолжаю стоять, не двигаясь.

— Ммм, а тебе идет эта ночнушка, — хмыкает тем временем похититель. Резким движением он затушевывает сигарету и как сильный хищник семейства больших кошачьих, поднимается с дивана.

Двигаясь в мою сторону.

Я делаю всё, чтобы избежать этого приближения, отступая назад.

Пока не упираюсь спиной в стену дома.

— Не подходите! — кричу я, выставляя перед собой руки. — Слышите!

— Ты ещё не поняла, кто здесь хозяин? — ухмыляясь, спрашивает мужчина. Я чувствую себя в ловушке. Так не должно быть. Это всё ужасно, неправильно.

И тем не менее, мой мозг рассеянно отмечает красоту моего похитителя. Высокий рост, хорошо прокаченное тело. На нем сейчас белоснежная футболка, которая позволяет рассмотреть рельеф его корпуса, его перевитые мышцы, и смуглую кожу, покрытую татуировками.

На левом предплечье я замечаю татуировку, выбитую на латыни: Nihil verum est licet omnia, что означает «ничто не истинно, все дозволено».

Какой человек захочет нанести на свою кожу такие слова?

А он уже фактически нависает надо мной.

— Детка, ты улетно пахнешь, — протягивает он, проводя носом по моей оголённой шее.

— Это… это гель для душа, — блею я испуганно. Мне страшно стоять так близко к незнакомому мне мужчине — к похитителю, который имеет на меня все права.

Хотя нет, не имеет!

Я буду сопротивляться.

— Гель для душа, который я нашла в гостевой комнате, — отвечаю я уже более твёрдым голосом.

Мужчина усмехается — я чувствую это своей кожей, и отвечает.

— Аппетитный гель для душа. Клубника?

Я киваю.

Мужчина хмыкает.

— Я должен попробовать его на вкус.

Я чувствую, как его губы впиваются в мою беззащитную шею — как метка, как клеймо.

Я слышу стон, не не сразу понимаю, что это мои собственные стоны.

Тем временем его губы движутся вниз.

Я прихожу в себя только в тот момент, когда ещё щетина начинает больно корябать нежную кожу моей груди.

— Что? — я вскидываю голову, пытаясь окончательно прийти в себя. — Что вы делаете?

— Пробую гель для душа, которым пользуются мои гости, — ухмыляется мой мучитель. И всё же, это дает мне возможность немного отстраниться и привести свою одежду в порядок.

— Вы не имеете права прикасаться ко мне, — говорю я, глядя своему похитителю прямо в глаза. — Я не ваша игрушка и не ваша собственность.

Мужчина смеется. Этот смех больно бьёт по моим нервам, и мне хочется заткнуть уши. Но я вынуждена стоять на месте, с высоко поднятой головой.

— Ты именно что моя собственность, — ухмыляется похититель, снова хватая меня одной рукой за грудь. — И моя игрушка.

Рука сжимается, заставляя меня сдержать стон, рвущийся наружу.

Мало того, что меня похитили, так ещё этот похититель знает, как использовать моё собственное тело против меня.

— Ты будешь страстной любовницей, — тем временем ухмыляется мужчина. — Я обучу тебя всем премудростям любви. Ты будешь не только удовлетворять меня в кровати круглые сутки, но и будешь сама стонать от удовольствия.

— Прекратите! — шепчу я, пытаясь избавиться от тех непристойных картинок, что рисует сейчас мне моё воображение. — Прекратите, слышите!

Мой мучитель довольно смеется.

— Моя маленькая невинная девственница… Твой отец убеждал меня, что за тобой хорошо следили, отгоняя всех возможных ухажёров, но я не был так уверен в этом, как он. В наше время сложно сохранить чью либо невинность…

Он берет меня за волосы и оттягивает мою голову назад — так, что я вынуждена встретиться с его пылающим взглядом темных, пугающих глаз.

— Ты достаточно хороша, чтобы согревать мою постель, — сообщает мне мужчина. — Даже если врач завтра не подтвердит твою невинность, я не стану губить такую страсть в служанках.

Он наклоняется, чтобы поцеловать меня в губы.

— Ты станешь моей содержанкой, дорогая.

— Вы не посмеете! — восклицаю я, отрывая свои губы от его жестких губ. — Вы не заставите меня продаться