В последующие дни Орлов, Топкин и я, переодевшись в форму пограничников, по заданию разведотдела армии занимались подбором в близлежащих деревнях патриотически настроенных советских граждан для разведработы на территории, временно оставляемой противнику. Задача патриотов заключалась в сборе данных о противнике и передаче этих сведений через линию фронта первому же старшему командиру Красной Армии, пользуясь паролем: «Я—100». Командование 10-й армии исходило из того, что к району боевых действий вскоре подойдут свежие силы, чтобы занять оборону в Минском укрепрайоне по старой границе с Польшей, и фронт, мол, стабилизируется. Расчеты командования не оправдались. Войска, в большинстве своем плохо управляемые из-за отсутствия связи, с тяжелыми боями отходили в направлении Волковыск — Минск. Неимоверные испытания выпали на долю наших солдат на западных рубежах Родины. Прорываясь к своим, все, кто там находился, сполна испытали горечь отступления и боль потерь.

О Великой Отечественной войне написано немало. Однако о ее первых днях, самых тяжелых и трагических, достоверно сказано еще не в полной мере. Все меньше остается тех, кто пережил трагедию отступления в первые дни и недели войны. Поэтому мне, как участнику этих событий, хотелось бы восстановить некоторые эпизоды, вспомнить боевых друзей.

До сих пор перед глазами стоит страшная картина. Как-то утром в конце июня полуторка, в которой вместе с красноармейцами находились Топкин и я, отстала от общей колонны. Продолжая путь, на развилке мы свернули не на ту дорогу, по которой двигалась колонна, и вскоре оказались в лощине. На дне ее увидели разбитую грузовую машину. Вокруг лежало более двух десятков трупов. Только один — шофер, лежавший вблизи кабины, — был в военной форме, а остальные — женщины и маленькие дети, видимо, семьи военнослужащих. Особенно врезалось в память распростертое на земле тело маленькой девочки в розовом платьице, с пышными светлыми волосами. Она лежала на животе, уткнувшись лицом в землю, поджав одну ногу под себя, а чуть позади — соскочившая с ноги туфелька. Рядом находилась молодая женщина, вероятно, ее мать. Обхватив девочку рукой, она в порыве материнского инстинкта пыталась удержать ее, укрыть своим телом…

Потрясенные до глубины души, мы не заметили, что сами находимся под дулами автоматов немецкого десанта, залегшего перед нами на холме всего лишь в 150 метрах. На фоне светлого неба хорошо просматривались темные фигуры фашистов в касках. Они что-то властно кричали и энергичными движениями рук призывали к себе. Из обрывков долетавших выкриков можно было разобрать только слово «рус».

В это время из заболоченного кустарника совсем рядом раздался слабый женский голос:

— Товарищи! Товарищи, помогите!

Я быстро перемахнул через борт машины и подбежал к ползущей из зарослей девушке, раненной в бедро. Она оказалась санитаркой. На машину, в которой она ехала, накануне вечером напали немцы. Вместе с подоспевшими товарищами осторожно перенесли ее в кузов. Кто-то подал команду шоферу:

— Разворачивай!

Поняв наше намерение, фашисты открыли по полуторке сильный прицельный огонь. Часть людей залегла в кузове. Но большинство, расположившись вдоль бортов, открыли ответный огонь из всех видов имевшегося под рукой оружия: винтовок, автоматов, пистолетов. То было единственно правильное решение. Огонь немцев стал менее прицельным. В шуме стрельбы слышался чей-то голос, торопивший шофера:

— Скорей! Скорей! Газу! Газу!

Каждая секунда промедления могла стоить жизни. Спасение было в том, чтобы как можно быстрее проехать открытую местность и перебраться на другую сторону холма. Последний рывок — и мы вне зоны обстрела. В наступившей тишине кто-то спросил:

— Раненые есть?

Трудно было поверить, но, к всеобщей радости, потерь не оказалось. Раненую санитарку оставили в эвакуационном госпитале в одной из деревень.

2 июля 1941 года батальон, в котором находились некоторые сотрудники разведотделения, и я в их числе, с боем прорвался через Минское шоссе вблизи станции Фаниполь юго-западнее Минска, который уже был занят немцами. Рано утром батальон скрытно подошел к шоссе и с криком «ура!» ринулся на колонну немецких мотоциклистов, направлявшихся в Минск. Колонну расчленили, неприятель понес потери, а уцелевшие фашисты поспешно развернулись и скрылись. Это была хоть и маленькая, но победа, укрепившая надежду на скорое соединение со своими. Все находились в радостном возбуждении.

Переправив грузовики через шоссе, мы на ходу забрались в кузова и грунтовой дорогой по открытому полю направились на восток, обходя Минск. Открытые полуторки были до отказа набиты военными разных служб и званий. Неожиданно впереди из оврага появилась группа из шести — семи танков. Люки машин открыты, в каждом из них виднелся танкист в темной форме с красным флажком в левой руке, поднятой вверх, и белым в правой, вытянутой в сторону. Наша колонна остановилась. Издали, в лучах восходящего солнца трудно было определить, чьи это танки. Танкисты размахивали красными флажками, что дало повод некоторым принять их за своих. Кое-кто у нас начал подбрасывать пилотки и фуражки (к слову сказать, далеко не все имели каски). Раздались радостные крики:

— Ура! Свои! Наши!

Однако многие настороженно выжидали, всматриваясь в движущиеся танки. Они стремительно приближались к нам, и что там на бортах — красные звезды или фашистские белые кресты — разглядеть было невозможно. В конце концов, только интуитивно почувствовав, что это противник, люди стали спешно соскакивать с машин. В этот момент танкисты молниеносно захлопнули люки, по команде развернулись для атаки и открыли пулеметный огонь по нашим полуторкам. Головная часть колонны, где я находился, оказалась в наиболее трудном положении. Как остановить атаку, когда под рукой нет противотанковых средств?

Под губительным огнем противника люди побежали по полю в сторону высокой ржи, что колосилась в 150–200 метрах. Немцы стреляли трассирующими пулями. И это обстоятельство, как я сейчас думаю, в значительной мере помогло мне остаться в живых. Хотя совсем рассвело, белые трассы обгонявших нас пулеметных очередей хорошо просматривались. Когда полоса светящихся пуль справа или слева приближалась ко мне, я падал на землю и, не теряя времени, быстро двигался по-пластунски вперед. Затем, чувствуя, что очередь прошла, поднимался и бежал дальше. Вокруг падали люди, за спиной слышались пулеметная стрельба и злой рокот моторов немецких танков, давящих тела упавших и раненых. Это был поистине бег в борьбе за жизнь. Моя спортивная подготовка, способность переносить большие перегрузки, быстрота реакции как нельзя лучше пригодились в эти трудные минуты.

Лишь немногим удалось достичь ржаного подя, за которым находился спасительный лес. Времени для передышки, однако, не было. Пригнувшись, я бежал и бежал. У кромки ржаного поля собралось около десятка красноармейцев, готовящихся броском пересечь дорогу, чтобы укрыться в