лесу. Я присоединился к ним. Из леса вышли на хутор. Там оказалось несколько наших полуторок, которые в момент нападения танков находились в конце колонны и успели развернуться. Мы двинулись дальше. Некоторые машины из-за отсутствия горючего и поломок бросали в пути. А на одной из разбитых переправ полуторки пришлось столкнуть в реку и дальше идти пешком.

Из разведотделения осталось всего пять человек, и мы образовали самостоятельную группу под начальством Топкина. В пути к нам присоединился один старший лейтенант, у которого нашлась карта местности. Двигались на редкость быстро, с единственной целью как можно скорее прорваться к своим. Деревни, занятые оккупантами, обходили стороной, шоссе и большаки пересекали бросками в промежутках между движущимися немецкими колоннами. Случалось, что вдогонку нам фашисты открывали стрельбу.

Однажды мы заночевали в деревне Новые Дороги, разместившись в двух хатах. На рассвете в деревню вступила немецкая часть, видимо, на отдых после ночного марша. Солдаты сразу же разбрелись по хатам собирать провиант. Все мы, кроме старшего лейтенанта пехотинца, были одеты в пограничную форму. Как тогда уже стало известно, фашисты с особой злобой расправлялись с пограничниками, мстя им за ожесточенное сопротивление в первые дни войны. Хозяин едва успел нас предупредить, как в хату ввалились два вооруженных солдата. Мы остались лежать на полу, трое под одним пестрым покрывалом, натянув его повыше, чтобы прикрыть зеленые гимнастерки и петлицы.

Один из немцев, прислонив винтовку к стене, протянул хозяйке ведро со словами: «Матка — млека», другой с винтовкой остался стоять у дверей. Оба выглядели очень усталыми. На нас, лежавших в углу, они посмотрели без особого внимания, приняв в полумраке, вероятно, за местных жителей. Хозяйка торопливо вылила в ведро крынку молока, сунула несколько яиц и, разводя руками, давала понять, что больше у нее ничего нет. Солдат гаркнул на нее, и она добавила ему еще пару яиц. Поворчав, солдаты ушли.

Как выбраться из деревни? Решили под видом местных жителей по одиночке или вдвоем с косами, граблями и вилами выходить всей группой в сторону леса, как бы на полевые работы. Переоделись в гражданскую одежду из того, что нашлось у хозяев под рукой и в сундучках. Мне достались брючата явно короткие, и я походил на рыбака с засученными штанинами.

В деревне — скопление немецких грузовиков, снующая солдатня. Требовалось действовать без суеты и спешки, дабы не вызвать подозрений, особенно у постового на околице. По пути Топкин даже пошутил, обращаясь к немцу, ведущему велосипед по песчаной дороге нам навстречу:

— Ну как, тяжело? — и показал руками, имми-тируя движение педалей.

Этой фразой он хотел разрядить обстановку, усыпить бдительность фашистов. Немец понял жест и пробурчал, оскалившись в улыбке:

— Швер, зеер швер, — что означало: тяжело, очень тяжело.

Маскировка удалась, и наша группа благополучно выбралась из деревни. Инвентарь, как условились с хозяином, оставили в поле и скрылись в лесу. Путь на восток продолжался.

К сожалению, я не запомнил имен тех замечательных простых людей, которые нам дали приют в деревне Новые Дороги, снабдили гражданской одеждой, оберегли от немцев. А ведь это был своего рода подвиг! Позже мне не раз приходилось встречаться со случаями, когда патриотические поступки совершали самые незаметные скромные труженики, которые во имя победы над фашизмом шли на лишения и даже на самопожертвование.

Поскольку мы постоянно натыкались на немцев, решили дальше идти под видом сельчан. Личное оружие, патроны к которому израсходовали, спрятали на одном заброшенном хуторе. В пути мы не упускали случая, чтобы хоть как-нибудь да навредить немцам. Обнаружив случайно телефонный кабель, проложенный к деревне, где обосновались оккупанты, я перерезал его по указанию командира группы. В ответ фашисты из деревни открыли беглый огонь, но мы быстро скрылись.

Еще один раз довелось столкнуться с фашистами лицом к лицу. Случай произошел вблизи деревни на мосту через речку Птичь. Неожиданно навстречу нам выехали пять немецких мотоциклистов, вероятно, разведгруппа. Хотя мы и выглядели, как местные жители, все же немцы, окружив нас, подвергли обыску, довольно грубому, размахивая прикладами автоматов и громко кричали:

— Большевик! Большевик!

К несчастью, больше всех досталось мне: немцы приняли меня за еврея. В то время я был темноволосый, оброс довольно густой бородой. В меру своих знаний немецкого языка пытался объяснить, что я русский. Однако фельдфебель с яростью оттолкнул меня от группы в сторону с явно недобрым намерением.

Оказавшись в безнадежном положении, я принял решение обреченного и сказал себе, что лучше погибнуть в схватке, чем пассивно ожидать смерти. С этой мыслью стал осторожно, переступая маленькими шагами, медленно приближаться к фельдфебелю. Обыск подходил к концу. У меня создалось впечатление, что немцы отпустят остальных, так как ничего подозрительного у них не нашли. Тут же пришла мысль, что нападение на фельдфебеля приведет фашистов в ярость и тогда вместе со мной погибнут товарищи. Я остановился в нерешительности. В это время немец, который оставался у пулемета за рулем мотоцикла и молча наблюдал эту сцену со стороны, подошел к группе и стал что-то пояснять фельдфебелю, показывая на меня, из чего я скорее догадался, чем понял, что это говорит в мою пользу. Фельдфебель вплотную подошел ко мне, показал в сторону, откуда мы пришли, и грозно спросил на ломаном русском языке:

— Большевики… там много?

На этот и последующие вопросы относительно близлежащих деревень я молча пожимал плечами, делая вид, что не понимаю. Фельдфебель озлобился и замахнулся на меня автоматом. Во избежание удара я отшатнулся, сделав шаг назад, и столкнулся с немцем, стоявшим за моей спиной, который грубо швырнул меня в сторону товарищей. Крикливый фельдфебель, видимо забыв про меня, подошел к пожилому крестьянину и стал у него что-то уточнять по карте. Затем немцы уселись на мотоциклы, покричав в нашу сторону:

— До дому, до матки, работать, работать! И… уехали.

Придя в себя от только что пережитого, решили, что всем, а особенно мне, просто крупно повезло.

Во второй половине июля 1941 года наша группа ночью переправилась на старой лодке через Днепр севернее города Речица и вышла в расположение советских войск. После опроса и выполнения разных формальностей в Особом отделе армии меня, как разведчика, направили в распоряжение разведотдела штаба Западного фронта в район Вязьмы, на станцию Касня.

В начале августа 1941 года в нашу разведчасть прибыла группа московских комсомольцев в составе около 20 человек. Меня назначили заместителем командира и радистом группы. 10 августа группа отправилась на машине к линии фронта в сопровождении майора Артура Карловича Спрогиса. Для перехода линии фронта нам выделили отряд конников