одежды, я решил отложить стирку до окончания следующего похода, а мыться идти рановато — баню только затопили, поэтому мой путь лёг к дому.

— Анюта, я дома — оповестил я прямо с порога.

В ответ тишина.

Переодевшись в домашнее трико и футболку, босиком направился на кухню. Пол холодил ноги, прохладный воздух вытеснил недавние тепло и теперь вызывал мурашки. Пришлось растапливать буржуйку. Обычно меня встречала дочь, прогрев дом и накрывая на стол, но не в этот раз.

Хотелось зайти к ней в комнату, спросить как дела, да только хожу к ней редко. Уважать её частную жизнь и предоставлять свободу приходится с возрастом всё больше, поэтому терпи, мужик, ты и сам сможешь себя накормить.

Воркуя над сковородкой и погрузившись в свои мысли, не заметил, как со спины подкрались.

— Старею, — думал я, глядя, как мой живот обвивают тоненькие ручонки, а спину согрело тепло другого человека.

— Привет, пап, — тихо прошептала дочь, — Прости, я проспала и не слышала, как ты вернулся.

— Ничего, малыш, — обернулся я, поцеловав Аню в лоб и обняв, — Будешь завтракать?

— Не хочу, — ответила она и, пряча глаза, налила стакан воды.

— Случилось что? — насторожился я, пытаясь заглянуть в её лицо.

— Всё нормально, просто плохой сон приснился, — зевнула она и засмотрелась в окно

— Как поход? Без происшествий?

Раннее солнце, просачившееся сквозь окно, заставило дочь щурить и без того сонные глаза. Её точённые черты лица, спадающие до живота русые волосы, лебединая шейка — всё в ней напоминало её маму. Женщину, которую я когда-то очень любил.

Худоба создавала впечатление предельной хрупкости, а плавные движения выдавали аристократические нотки, пропитанные нежностью. Трудно было оторвать взгляд и вспомнил, что нужно ответить только тогда, когда она повернулась и посмотрела на меня. Боже, какой знакомый, милый, родной взгляд…

— Чего улыбаешься?

— Да так — встрепенулся я — Подарки тебе привёз!

Девочка в миг оживилась, вскочила со стула и заулыбалась.

Подарки пришлись по вкусу. Пришлось снимать её с шеи, когда рация заговорила голосом коменданта:

— Стас? Ты здесь?

— Да, я тут.

— Зайди ко мне, это срочно.

— Могу хоть чаю попить?

— Полагаю, что нет.

Деваться некуда. Если полковник так настаивает, значит что-то срочное. Накинув куртку и кроссовки, вышел в прохладу раннего весеннего утра.

Комендант находился в комнате совещаний. Хмурый взгляд, строгая форма, над картой региона на стене горит свет.

— Закрой дверь и присаживайся. Выпьешь?

Абсолютным трезвенником я не был, но с самого утра пить не хотел. Вернее в моем понимании уже вечер, но…

Покачал головой.

— Что случилось, Антон? Я только с рейда и хочу отдохнуть. Отчитаюсь позже, о'кей?

— Хрен с ним, с отчётом, — пробасил сухощавый статный мужчина с седой головой. — Есть новости поважнее, — он замолчал, уткнувшись в руки, сомкнутые в замок.

— Ну так не тяни! Мы так ведь день просидим, если я по слову тянуть стану.

— На северо-восточный лагерь произошло нападение, — помолчав, ответил Антон, — Это были мародёры. Видимо вычислили маршрут ходоков. На связь больше не выходят.

— Соседи?! Быть не может…

— Именно. Это ещё не всё, — полковник снова замолчал, формулируя мысль, — Пропала наша вторая группа. Они должны были вернуться примерно одновременно с вами, если не раньше. Командир машины подал сигнал, но связь с ними сразу же оборвалась.

— Та-ак, значит?..

— Значит надо ехать и проверять, возможно — спасать.

— Мы же только вернулись?! — возмутился я, чувствуя, как навалилась слабость перед неизбежным, ведь исход был так понятен.

— Стас, у них жены и дети, они беспокоиться и…

— Зови ребят, — скрип стула перебил командира, — Раньше начнём, раньше вернёмся.

— Антон, где Ёж? — спросил я.

— Он с вами не поедет, — ответил комендант, — сейчас каждый боец на счету, он нужен мне здесь. Вы и втроём сильная команда.

Всё внутри меня сгорало от ярости. Сказать, что я был зол — ничего не сказать. Мы готовились целую ночь, прикидывали варианты и строили пути отхода, в итоге наше задание увенчалось успехом, но сил было потрачено предостаточно. Сейчас ситуация требовала от нас импровизации и мгновенной реакции, не говоря про отдых, которого нас лишили. Вдобавок у меня забирают бойца, лучшего и надёжного, как автомат Калашникова.

Полковника можно понять, он несёт ответственность за женщин и детей, и он не вправе бросить своих людей на произвол судьбы, поэтому я больше винил случай. На его месте я поступил бы так же.

Молчаливый кивок был ему ответом.

Промедление было недопустимо. Оно могло стоить чьей-то жизни. Это дорогая цена, которую мы платить не собирались. Об этом говорили автоматы в руках моих ребят, запасные магазины, торчащие из разгрузочных жилетов, дробовики за спинами.

Услышав из моих уст краткую вводную, типа "Наши пропали, надо выручать, бла, бла, бла…", Мне в ответ были лишь два угрюмых кивка. Не уколовших, а насквозь проткнувших мою совесть.

"И как я мог препираться, тогда люди в беде? Окажись на их месте я, они бы не задумывались".

Но мне так хотелось побыть с дочкой… Мы так мало стали общаться… Пришлось пообещать себе, что по приезду наверстаю, всё время буду уделять ей, и пусть вредничает, сколько хочет. Честно. Обещаю.

Удар о передний ковш, озлобленное рычание, отлетевшее в сторону, вернули меня к реальности.

Volkswagen прорезал себе дорогу среди толпы мертвецов, бродивших по дорогам брошенного города. Иногда приходилось сбрасывать скорость, объезжая остовы проржавевших, сгоревших и покорёженных автомобилей.

В эти моменты по бокам сыпались градом удары, когти озверевших существ скребли по бронированной обшивке.

Подъезжая к 4-му километру, за минивэном собрался внушительный паровоз бегущих следом преследователей.

Облака сменились тучами, спрятав бледное солнце ещё глубже. Вроде не сильно потемнело, но стало довольно мрачно и зловеще.

Прочесав несколько улиц, мы наконец наткнулись на фургон второй группы. Створки задних дверей были распахнуты, внутри никого. От здания справа в нашу сторону хлынул поток агрессивных монстров.

— Огонь! — проорал я, вскинув винтовку и стреляя очередью в амбразуру, — Не дайте окружить!

Вторя моему автомату, застрекотали ещё два ствола, приглушённые специальными глушителями. Громко щёлкали лишь затворной рамы, что в принципе не создавала помех для общения и я был уверен, что в наушниках моей команды каждое слово будет услышано:

— Если их так много, значит внутри кто-то живой. — Мак, доставай дробь, мы выходим.

Распахнув заднюю дверь, мы с Типом одновременно спрыгнули на асфальт и открыли огонь по приближающейся волне паровоза, который нас таки догнали. Среди рёва мёртвых и щелчков наших автоматов прогремел настоящий взрыв, поднявший от внезапности мой уровень адреналина до предела.

Выстрел разрывными патронами дробовика Мака разнёс в