Ну, все… Это клиника. Я уже разговариваю с ящерицами.

— Побольше уважения к богу, смертный! — ящерица оскалилась в хищной улыбке.

Кхе… кхе… Она что, мысли мои читает?

— Читаю, — подтвердила рептилия мои догадки. — И я не она. Я — он. И имя мне — Хамелеон!

— Хм, извини, — действительно, неловко вышло. — Я, не умею отличать рептилий по полу.

— Аррр! Просто заткнись! — Хамелеон недовольно замотал головой. — Я уже утомлен твоей наглостью.

— Ну, я тебя не звал, — развел я руками.

Не хватало еще, чтобы мне всякие ящерицы из моих галлюцинаций указывали, что делать.

Хамелеон скривил морду и выпустил струйку пара из левой ноздри. Похоже опять прочитал мои мысли. Да и похрен.

На моих глазах, гигантская ящерица, постоянно переливающаяся разными цветами радуги, резко уменьшилась в размерах. До обычной такой ящерицы. Метр в холке и длинной метра три-четыре, если учитывать хвост. В принципе, не больше любой адской гончей, коих я немало истребил, в своем время, будучи на задании в пустыне М’аардеш.

Хамелеон улегся на взявшейся из ниоткуда каменной тумбе.

— Как же с тобой трудно… — вздохнул он устало.

— Так, у нас как-то сразу не заладилось, — решил я вернуть разговор в конструктивное русло. — Предлагаю начать знакомство заново.

Хамелеон лишь фыркнул.

— И так. Тебя зовут Хамелеон. И ты называешь себя… кхм… богом. Я все правильно понял?

— Я не называю себя богом! — вертикальные зрачки Хамелеона сузились до размера тонкой нити. — Я и есть бог!

— Ладно-ладно, оставим проблему формулировок на потом, — поднял я примирительно руки. — Что ты от меня хочешь?

— Почему ты решил, что мне что-то от тебя нужно, смертный? — надменным голосом произнес ящер.

— Ну… — теперь настала моя очередь напустить в голос немного надменности. — Хотя бы потому, что ты до сих пор не убил меня. Не сожрал. Не разорвал.

Я говорил глядя прямо в его желтые глаза. У меня не было никакого страха. Я не чувствовал от него опасности или угрозы.

А ведь у ликвидатора, занимающегося истреблением различных монстров и тварей, это чувство развивается одним из первых. Если ты не можешь почувствовать опасность до того как она наступила, то долго ты в нашей профессии не протянешь.

— Много чести жрать жалкого смертного, вроде тебя. Не хватало мне еще несварения. У меня и так уже изжога от тебя началась, — проворчал ящер.

— Ну, а у меня в глазах от тебя пестрит, — возмутился я в ответ.

Я реально, будто с похмелья вышиб головой витраж с цветной мозаикой и ее осколки застряли у меня в глазах. Какой-то, мать его, безумный калейдоскоп. Как-будто сказочного единорожку вырвало радугой.

Неужели нельзя просто выбрать какой-то один цвет? Ну, не знаю, может отображающий текущее настроение?

Хамелеон, сердито рыкнув, прекратил мерцать и стал темно красным. Даже скорее бордовым.

Опять мысли мои прочитал? Отлично. Теперь хоть в глазах не пестрит.

— Спасибо, так гораздо лучше, — поблагодарил я Хамелеона.

— Это пустяки, для настоящего божества вроде меня.

— Вроде тебя? — переспросил я. — Получается есть и другие боги?

— Да, — кивнул огромный ящер. — В этом мире множество богов.

— В этом мире? — что-то в этой фразе резануло мой слух. — Стоп. А можно с этого момента подробнее?

— Подробнее? — его глаза хитро сузились. — Ну, что ж, тогда слушай…

* * *

И он рассказал.

Мир был уже не тот. В том смысле, что я оказался в абсолютно другом, новом для себя мире.

Почему? Потому, что умер. Там у себя, в другом мире.

Неприятно, узнать про такое, да?

Вот и я как-то не очень поверил. Придворный менталист, назвал бы это стадией отрицания.

Новость о моей смерти меня очень сильно огорчила. Я даже весьма разозлился. И готов был крушить посуду и мебель, которых вокруг меня предусмотрительно не было.

Стадия гнева.

Может этот переливчатый Тритон, пардон, — Хамелеон, все же перепутал? Насколько вообще можно доверять первой попавшейся рептилии, называющей себя богом?

Может все не так плохо и у меня есть еще шансы вернуться обратно? Меня там между прочим награда ждет от короля. Может он даже свою дочку за меня замуж выдаст.

Хотя нет. Стоп. Отматываем назад. Ну, какая женитьба? Да еще и на принцессе. Она же явно избалованная и вынесет мне мозг быстрее любой гарпии. Нет уж, спасибо. Мне вполне хватит простой устной благодарности от короля и небольшого земельного надела где нибудь на окраине королевства.

Так что, может есть какой-нибудь способ вернуться, а? Например проснуться?

Стадия торга.

Ладно. Похоже, что переливчатый не врет. И я все же сдох в том мире.

Стадия смирения.

В каком мире именно я сдох, Хамелеон не знал. А я вот помнил очень отчетливо. Всю свою жизнь и долгие годы на службе в Инквизиции. Помнил все в мельчайших деталях вплоть до того момента, как очнулся здесь.

Да, и как очнулся? Так себе. Только ощущаю свое тело, но управлять им не могу.

А, нет. Хамелеон говорит, что не мое. В смысле, что тело не мое. Я в него подселился. И пока не могу им управлять. Только чувствовать.

И тут мы плавно подходим к тому, почему я здесь оказался и что от меня нужно Хамелеону.

Нет, не то чтобы я был особо против получить еще один шанс прожить беззаботную и счастливую жизнь. Но!

Что-то мне подсказывает, что когда тебя вот так выдергивает из другого мира странный бог, похожий на ящерицу, то твоя будущая судьба весьма далека от беззаботной.

Ты же по-любому сразу становишься должен. И вот я очень хотел бы узнать, что именно.

С этим вопросом я и обратился к Хамелеону.

Все оказалось просто и сложно одновременно.

В этом мире не один бог, а куча мелких, средних и иногда даже вполне себе крупных богов. Их здесь еще называют — тотемами. Духами рода.

В этом мире, а конкретно в той его части где я оказался в чужом бездыханном теле — Российской Империи, у каждого дворянского рода есть свой дух покровитель.

Быковы, Лопухины, Орловы… и еще множество других именитых и не очень фамилий, по которым легко можно понять какой дух покровитель оберегает их род.

И вот этот тотем наделяет своих последователей, то есть род, магическими силами.

Дальше логика простая. Чем сильнее твой род — тем сильнее становится твой дух покровитель. А значит может выдать тебе больше плюшек и бонусов.

Да, тотемы здесь имеют разные возможности и разные степени влияния. И, как это принято в любой конкурентной среде, каждый стремится урвать себе кусок пирога повкуснее