хватает Толика за грудки, подтягивает к себе и щёлкает "подсудимого" по лбу. Публика снова хихикает.

– Ну, что скажешь, повесели нас ещё какой-нибудь поговоркой.

Толик исподлобья смотрит на мучителя.

– Где умному горе, там глупому веселье…

– Опять ты неправ. Теперь ты оскорбил всех нас. По-твоему получается , что мы все дураки, а ты один – умный.

Рябов ещё раз, уже сильнее, щёлкает Толика по лбу. Эта "игра" его забавляет.

– Ну, а теперь доложи, кого ты обозвал уродом?

– Никого…, я просто так… вообще сказал…

– Ну, и что ты сказал? Повтори.

– Пословицу сказал: "В хорошей природе – не без урода, а в худой – не без выродка".

– Лизуля, доложи, кого он имел в виду?

– Разговор перед этим шёл о вас, товарищ сержант.

– Слышал? Ты меня сильно обидел, а обиду я никому не прощаю.

Рябов снова берет Толика за грудки, но вместо щелбана открытой ладонью бьёт его по уху. Звук от удара очень смачный. Ухо Толика на глазах краснеет. Публика ржёт от восторга. Рябов доволен. Он обводит взглядом курилку и натыкается на хмурое лицо.

– Кузнецов, а ты что не смеёшься? Тебе невесело?

Смех утихает. Димка отвечает спокойно, лишь желваки слегка его выдают.

– Над тем, что вы делаете, смеяться нельзя.

– Что, жалко Какашу? Тогда плачь… Или тебе для этого тоже нужно по уху врезать?

В курилке раздаётся привычное гы-гы-гы. Димка, сжав губы, молчит, а Рябов, уже без всякой улыбки, переключается на него.

– Ну, объясни, почему над тем, что я делаю, нельзя смеяться?

– Потому, что вы издеваетесь над подчинённым и бьёте его, а за это статья уголовного кодекса предусматривает наказание с лишением свободы… Причём на более длительный срок, чем служба в армии.

Лицо у Рябова вытягивается и сереет.

– Ты что, заложить меня хочешь?

– Во-первых, не заложить, а согласно уставу доложить по команде. А во-вторых, это не обязательно могу сделать я. Свидетелей полная курилка.

Глаза у Рябова загораются, как у японского самурая перед решающей битвой. Он готов голыми руками задушить эту "сявку". Но последняя фраза действует отрезвляюще. Свидетелей и на самом деле с избытком. Сержант делает вид, что успокоился, и оставляет за собой последнее слово.

– Видели, – показывает он пальцем на Димку, – у нас объявился свой доморощенный правозащитник! Трепещите…, не пукайте и даже не чихайте, иначе он тут же "согласно уставу" доложит…

Он обводит всех взглядом и вдруг злобно рявкает:

– Хватит, повеселились, а ну… разошлись!

С этого момента у Димки кроме недругов появился смертельный враг.

*

Лозунг "Армия должна быть вне политики" придуман для вполне конкретной цели. Политически безграмотным человеком легче управлять, с ним можно проделывать любые махинации. Солдат не обязан размышлять и задумываться над тем, что он в данный конкретный момент защищает: Родину, свой народ или богатство нуворишей. Только солдафон, умеющий лишь слепо повиноваться командирам, способен открыть огонь, если перед дулом его автомата родная мать.

Пример омоновцев, избивающих стариков, а ещё более жестоко – молодых ребят, вышедших на демонстрацию протеста против нищеты и бесправия, как нельзя лучше показывает, какую профессиональную армию мечтают иметь власть имущие.

Для подготовки безропотного и покорного солдата в Российской армии в девяностые годы вместо института политработников был введён институт воспитателей. Думается, принципиальная разница между этими институтами понятна любому грамотному человеку.

Политработники стремились дать солдату азы политической грамоты, чтобы солдат осознанно защищал Родину и свой народ.

Задача воспитателей противоположна. Их обязанность: деполитизировать прибывающий на воинскую службу контингент, сделать его послушным орудием в руках командиров, чтобы солдат в любой момент был готов защитить интересы той части населения, в чьих руках не только национальные богатства, но и власть.

Однако совсем оставить военнослужащего "вне политики" пока не получалось. Мешали придуманные на Западе "Права человека".

Одним из таких прав являлось право участвовать в выборах. Право это можно считать чисто символическим, так как в условиях Российской армии "Закон о выборах…" работал только в одну сторону. В сторону действующей власти.

Курсантам предстояло участвовать в выборах губернатора области. Кандидатов на этот пост было два. Первый – от партии власти. Второй – от оппозиции.

Димка, как и абсолютное большинство курсантов, принимал участие в выборах впервые. Теоретически он знал, как они должны проходить. На практике всё обстояло по-другому, и день этот закончился новой стычкой с сержантом Рябовым.

Выборный процесс в армии был примитивнее, чем на гражданке. Подготовкой к выборам занимался заместитель начальника школы по воспитательной работе. Он собрал командный состав и тщательно его проинструктировал. Командиры, в свою очередь, разъяснили "требования командования" офицерам и прапорщикам. Офицеры и прапорщики объяснили всё сержантам. В конце "была проведена работа" с курсантами.

На вечерней поверке старшина просто и доходчиво объявил: "Товарищи курсанты, мы все как один, обязаны проголосовать за действующего губернатора. Когда кто-то робко пискнул что-то про демократию, старшина "дал пояснение для дубов": если хоть один человек проголосует за кандидата от оппозиции, увольнения в город всей роте не видать до окончания учебки. Больше "глупых" вопросов никто не задавал.

Когда укладывались спать, Толик тихонько принялся ворчать:

– Зачем тогда выборы проводят? Только деньги зря переводят. Я, может, не хочу голосовать за этого толстячка. Он бедный так исхудал, что поперёк толще.

Действующий губернатор и впрямь отъел лицо, с большим трудом умещавшееся в стандартный экран телевизора. Видимо, поэтому телевизионщики старались не показывать его крупным планом. А впрочем, может быть, просто не хотели, лишний раз высвечивать его бегающие блудливые глазки.

Димка усмехнулся и нравоучительным тоном поучил товарища уму разуму.

– Толик, голосование тайное. Там будет кабинка…, зайдёшь в неё и ставь галочку против кого хочешь.

– Но ведь когда будут считать бюллетени, узнают, что кто-то проголосовал против, и лишат всех увольнения.

Димка поморщился. Его удивляла наивность друга.

– Да блеф всё это. Кроме нас голосуют офицеры, их семьи. Неужели ты думаешь, что они тоже боятся остаться без увольнения?

– Ну, их можно запугать другим способом…

– Даже если и так…, бюллетени будут в одной урне. Поди, разбери, где чей.

Однако, чтобы оценить действительность, жизненного опыта курсанту Кузнецову не хватило. Контроль во время голосования курсантов был на удивление примитивным и потому очень действенным.

К избирательному участку роту привели строем. В помещение входили по отделениям, во главе с сержантом. Перед входом сержант Рябов предупредил:

– В кабинку можете входить, но перед тем, как опустить бюллетень в урну, показывать его мне!

Димка был изумлён и сделал попытку возразить, но Рябов поднёс к его носу кулак.

– А тебя, Кузнецов, предупреждаю персонально! Поставишь галочку не там,