— Ладно, неважно. Крейг уехал до следующей среды, мама тоже не возражает.

— Зато я возражаю. — Андреа произнесла это твердо.

— А как насчет тебя? — Дорис посмотрела с укоризной. — Сплошная работа, никаких развлечений. Знаешь, что говорят...

— Я люблю свою работу.

— А как насчет другой любви, например мужчины к женщине?

— Про эту любовь расскажешь мне ты.

— Я заметила двух парней, которые аккуратно приходят на каждую воскресную службу, — они по тебе с ума сходят, а ты их в упор не видишь. Где же твоя любовь к ближнему?

— Я знаю, о ком ты говоришь, они оба мне нравятся. — Андреа сказала это уже на ходу. — Но ни один меня не трогает в смысле той любви, о которой ты говорила. Кроме того, церковь не одобряет романов между священником и прихожанином. Не говоря уж о том, — скривилась Андреа, — что такой роман сильно не понравится супругам Слоан, чего мы никак не можем допустить.

— Во-первых, эта пара — далеко не весь приход, во-вторых, они живут в мире собственных выдумок.

— Не считай меня глупой, — ответила Андреа. Такие, как Марго Слоан, действительно опасны, и их хватает во всем мире (уж это-то она знала прекрасно).

Дорис догнала ее.

— Черт с ними, Слоанами, скажи мне другое. Если бы ты встретила человека, симпатичного тебе, неужели ты бы его отвергла?

В ее воображении вдруг возник образ Гастингса, ни с того ни с сего. Значит, он все еще меня волнует? — подумала Андреа и сказала вслух:

— Если бы я встретила человека, который заставил бы меня забыть Марка, может быть, я бы его и не отвергла. А теперь забудь про всякое сватовство. Мне надо идти, увидимся в воскресенье.

Через двадцать минут Андреа припарковала машину перед высотным жилым домом в центре города и нажала кнопку домофона у подъезда. Когда ей ответили, она вошла внутрь и поднялась в лифте на пятый этаж.

Более двух часов ей пришлось провести в квартире Барбары Монтгомери, в основном разговаривая с ее матерью, которую близкие люди называли Зиной. Зина много плакала, делясь своими страхами и предчувствиями, а Андреа утешала ее, как могла.

Она предложила включить Зину в группу поддержки, организованную ею самой для людей, страдающих какими-то недугами: эмоциональными, физическими или психическими. Кружок этот собирался в квартире Анди раз в две недели, по воскресным вечерам.

Эти люди то смотрели видеофильмы на определенную тему, то слушали лекцию приглашенного специалиста. А иногда «всем миром» оказывали помощь кому-то из прихожан.

Выслушав это предложение, Барбара загорелась, однако уговорить ее мать оказалось труднее. Тогда Андреа осторожно предложила следующее: возможно, Зине стоит познакомиться с кем-то, кто страдает еще больше, чем она? Они бы как-то успокаивали и подбадривали друг друга.

Зина сначала молчала, а потом сказала, что она, пожалуй, над этим подумает. Барбара горячо поблагодарила взглядом, а когда Андреа уходила, прошептала в передней:

— Я вам так благодарна, пастор Анди...

— Всегда к вашим услугам, Барбара.

Как это ни странно, не успела она сесть в машину, как Лукас Гастингс снова возник в ее мыслях. Она видела его то в одной ситуации, то в другой. Каково ему в камере, думала она, ведь сегодня он ночует там впервые. Даже матерому преступнику не очень-то уютно спать за семью замками, а тем более новичку, да еще невиновному, каковым он себя считает.

Чтобы отвлечься от этих мыслей, Андреа стала продумывать проповедь, которую произнесет в воскресенье. Собственно, к такой проповеди она готовилась всю жизнь: «Не суди сам, да не судим будешь». С ее точки зрения, только небесная сила может проникнуть в тайны чьей-то души, разгадать истинные намерения человека.

И снова мысли молодой служительницы церкви вернулись к этому выразительному лицу, которое она не в силах забыть. Как-то он проведет все эти недели и месяцы в клетке — мужчина, благодаря которому солидная брокерская фирма работала, как отлаженный механизм, и процветала?

Все полторы недели судебного процесса она слушала слова его защитника о том, что Гастингс обладает необычайной энергией и талантом, что это блестящий математик, бизнесмен, выросший в богатой семье. Как мог такой человек позариться на чужие деньги? Что им руководило — жадность? Невозможно.

Андреа была согласна с судьей в том, что поступку Гастингса нет оправдания. Она знала и другое: его поступок не имел смысла, за ним не просматривалось никаких побудительных мотивов, хотя факты говорили о его вине. Она пришла к выводу: его вина или невиновность навсегда останутся тайной.

Однако, как сказал отец Пол, суд закончен и дело закрыто. Свой гражданский долг она выполнила, и теперь осталось лишь одно: считать и суд, и Лукаса Гастингса в прошлом. Незачем тратить время и силы на душевные муки, это ни к чему не приведет. Она — пастор, и прихожанам нужны ее забота и внимание. Лучшее, что она может теперь делать, — это отдавать им все силы. По крайней мере такая работа приносит плоды.

В сентябре состоялось заседание церковного совета в приходе, где работала Андреа. Оно утвердило план работы на ближайший год. И хотя оно уже закончилось, несколько вопросов остались нерешенными.

— Можно поговорить с тобой с глазу на глаз? — спросил отец Пол, когда Андреа поднялась со своего места.

Она кивнула и пристроилась на краешке письменного стола, поскольку остальные члены совета уже ушли.

— Я знаю, о чем пойдет речь, — заметила она, — я тоже озабочена тем, что Рэй от нас уходит. У вас есть кто-нибудь на примете, кто мог бы тренировать нашу команду подростков? Новый начальник Рэя ждет его в Калифорнии сразу после Дня благодарения, так что у нас совсем мало времени на то, чтобы подыскать ему замену.

— Не знаю, как быть, — отец Пол покачал головой. — Может, дать объявление в газете: нужен тренер спортивной команды — и кто-то из прихожан откликнется? А может, опросить старшеклассников: нет ли у кого приятеля, желающего поработать раз в неделю по вечерам? Но не волнуйся. Мы найдем выход, ведь всегда находили. Пока что Ричи Грин вызвался потренировать ребят. Впрочем, я не об этом хотел с тобой говорить.

Отец Пол наклонился к ней. Глаза его радостно блестели. Андреа решила его поддразнить:

— Как вы можете выглядеть таким счастливым, когда на наши плечи давит вся мировая скорбь?

— Я получил письмо от сына. Они с невесткой приглашают меня в Токио, навестить их и познакомиться с детьми. Прислали мне авиабилет туда и обратно.

— Но это же прекрасно! — воскликнула Андреа. — Вы заслуживаете отпуск больше, чем кто-либо другой. Когда вы улетаете?

— Через две недели, если улечу вообще.

— Как это понимать — «если»? Он похлопал ее по руке.