— Станешь тут подменённым, когда амнезия и чуть не помер. Я же родных, оказывается, не узнал, бабушку с дедушкой!

Глава 3

Глава третья

Проснувшись в незнакомом месте, бомж долго молчал, внимая шебуршавшимся вокруг него людям. Петенькой называли, жалели, радовались оттого, что не помер. Накормили, одели, хотя и предлагали ещё недельку полежать, а врач Карл Иванович даже послушал какой-то дудочкой вместо нормального стетоскопа. Ясно, что или чересчур вжился в свои писанины, да так, что выпал из реалий, или курваты действительно куда-то задвинули. Какая, в принципе, разница, если ощущения нормальные и никто ничего не требует взамен? Всё не на улице спать и питаться чем ни попадя — когда это «ни попадя» имеется. Лучше уж в дурке три раза в день кушать, жить под крышей и на мягкой кровати спать.

Достоинство, совесть и прочие гордости давно уже стёрлись о шершавую реальность бездомного существования. Самые примитивные инстинкты преобладали в истасканном организме — пусть кто-нибудь другой «звучит гордо».

Доктор самолично высказал предположение об амнезии, усугублённой отсутствием речи, но последняя функция оказалась рабочей, когда «петенька» в туалет запросился. Конечно, странно, когда двадцатилетний молодой человек нуждается в дамской комнате, но почему бы не пособить — может и вернётся на грешную землю.

— Нет, вы не поняли, мне в уборную хочется!

— Та это и есть дамская уборная. Наверное посмотреть на себя хотите какой вы после болезни?

Мать вашу, да где же здесь отлить можно? Ну что за набор бестолочей? Должен же быть нормальный сральник? И как он здесь называется?

— Мне по-малому нужно облегчиться.

— А почему… Понял, вам в ватерклозет надобно, сейчас проведу.

Во как, «клозет» это маленькая комната по-английски, а «ватер» явно имеет отношение к воде. Забавно, но на двери был изображён знак секретности — «два нуля». Один ноль — для служебного пользования, два нуля — секретно, три нуля — совершенно секретно… Это на улице есть заветные уголки для облегчения, да и то оглядываться приходиться. Не дай бог, полиция застукает, штраф выпишут аж в $250.

Выяснилось, что наличиствуют близкие родные — бабушка Луша и дед Пётр, плюс горничная Наташа. И дом хороший, хотя родственники небогаты. Дедуля когда-то кочегарил, потом судомеханил в военном флоте, а бабуля вообще домохозяйкой жизнь прожила. Их дочь, матушка Петеньки, умерла родами и других внуков-внучек у стариков не имелось. А вот Петин папа до сих пор здравствовал… в чужой семье.

Алексей Васильевич искренне переживал смерть любимой жены, виноватил сына и быстро женился на девушке, которая его поняла, поддержала и утешила. Правда, её отец поставил условие — оставить грудничка деду с бабкой, чтобы молодая семья могла начать с нуля. Так что от батюшки шло лишь солидное пособие, ибо был он инженером на заводе боеприпасов. Причём, инноватором и изобретателем, за что получал и солидное жалованье, и большие премии.

Бабушкины заботы о внуке, усугублённые добротой кормилицы и сюсипусеньем няни — вырастили эдакого маменькиного сыночка, хитрого и слабохарактерного. Барчук, одним словом!

Куда делась личность Петюни бомжара не знал и не собирался задумываться над этим. Баба с возу — кобыле легче, чего же мудрить. А может обоих в порошок стёр в той виртуальной ступке: и владельца тела, и архангела? Прикольно, но получалось, что кукушонком становится тот, кто первый начинает битву за место. Вот его-то и приветят, чтобы самые наглые выживали, пусть и не родные. Порода крепче будет.

И обещания бортового мудрителя со Старковыми срастить, не сбылись. Старики — Никитины, батя — Гладышев, да ещё из помещиков. Впрочем, бомжеписатель особо не вдавался в детали, лень и желание плыть по воле волн превалировали. Пусть другие попаданцы-шизики из кожи вон лезут, им по сценарию положено. Главное, что за своего приняли, несмотря на изменившееся поведение — зато, ненаглядный, кушать стал много, вот и хорошо. А то бывший Петенька лишь ковырялся в тарелке, чем расстраивал окружающую среду. Вона, какой худющий, аж шкиля макаронная.

Друзей, ясен перец, не было — один лишь Серёга Лавров терпел чудика за просто так. Правда, здесь, в кондитерской, головой ворочал, отмечая кто пальцем по голове стучит, намекая на Петьку. А что, студенты всегда рады, когда кто-то не в норме и можно понамекать, да погнобить словесно.

— Сергей, расслабься ты, пусть стучат по своим бестолковкам. Лучше скажи, где бы найти геологоразведчика толкового: хоть студента, хоть преподавателя. Есть идея, хочу посоветоваться. Кстати, начинающий журналист тоже нужен.

Лавров недоуменно воззрился на приятеля — с каких это пор барчук начал советоваться с другими? Вроде всегда сам решал какую бы глупость сотворить. Оно, конечно, после болезни три дня тихий был, своё думал, и вот на тебе запрос.

— Про журналиста узнаю, а геолог вон там сидит, Гена Ивашкин. Студент Горного, между прочим, да ты его знаешь.

— Знал, Серёжа, знал. А сейчас нет!

Нужно попробовать начать новую жизнь, но без фанатизма. Так что сбор информации и лёгкий пиар (для маскировки истинных целей) самое то.

— Зови Ивашкина, толковать будем о несбыточном.

Толковище, неожиданно, увлекло, несмотря на килогроссы возражений.

— Пётр, ну нет коренных месторождений в России, а также в Европе, Азии и Америках. Алмазы лишь в Южной Африке имеются в породе, всё остальное лишь наносные отложения.

— Тебе, что, лень этим летом съездить с нами в экспедицию? Сам знаю, как оно не получится, но хоть развеемся. Чего в Питере толочься или по поместьям скучать.

Лавров даже удивился настойчивости приятеля. Ну, ладно, Ивашкин — сумашедший энтузиаст, тот и на Луну полетит, хоть на метле. Но Петя! Такого Петюню он не знал. Зато глупая идея найти алмазы в России увлекла — сами поедут, без старших. А там, как получится, так получится.

— А на какие деньги? — резонно полюбопытствовал студент-геолог.

— На мои всё организуем, — удивил Гладышев, — оказывается дед с бабкой каждый год откладывают на счёт для меня по тысяче рублей.