Сердце Владимира едва не выскочило.

– Я… я буду послушным учеником!

– Верю. Потому и говорю тебе, а не другим. У нассчитают, что если прицепил к поясу меч, а в другой руке у тебя щит, то уже ивоин! Я таких дюжину сомну. Дурачье тупое и ленивое. Оружием владеть надобно. Идурак тот, кто скажет, что уже освоил бранное умение. Предела учебе нет.Выстругай сперва деревянный меч, вместо щита найди крышку от кадки. К железуперейдем много погодя…

Меч у Владимира уже был, из толстой березы, тяжелый, сострым краем. Бегом принес старому дружиннику, тот оглядел придирчиво, суровоелицо потеплело. Мальчишка уже не щадит себя! Мог бы выбрать прутик полегче. А сэтим рука скоро устанет… Что ж, трудно в учении, легче в битве.

Он только успел показать Владимиру стойку воина, как хлопнуладверь. На крыльце появился тот самый гигант. Он окинул мальчишку внимательнымвзором, в котором тому почудилось пренебрежение, затем Сувора:

– Учишь? Хорошо. Как он?

– Старается, – ответил Сувор коротко.

Богатырь внимательно изучал мальчишку:

– Владимир? Что ж, я слышал, на заброшенном полевырастают самые прочные стебли.

Владимир прошептал с мольбой:

– Я могу работать от зари до зари!

Богатырь сказал неспешным раскатистым голосом:

– Будем учить вместе. Это, как я понимаю, мойплемянник.

Сувор кивнул:

– Ты Добрыня? Богатырь с застав пограничных?

– Просто с дальних, – бросил исполин.

– Вся Киевская Русь наслышана о тебе!

– Киевская? Другой Руси уже нет… пала под чужимимечами. Просто Русь… Так этот малец старается?

– Добрыня, из него вырастет хороший воин.

– Да, он крепок в кости. – Цепкие глаза Добрынипробежали по тонкой фигурке мальчика. – А мясо нарастет.

– Что кости, – возразил Сувор. – Ты бы видел,как он занимается! Когда что с конем: заболеет или захромает, то кличут его!Где что лежит, спрашивают, у него память как у заморского слона, кому вестьпередать – мигом слетает и нигде не задержится. Его хотели услать в село кматери, сама княгиня возжелала, но вдруг узрели, что малец уже незаменим!..

В глазах мальчишки внезапно защипало. Губы дрожали, будто ихтрясли. Его никогда не хвалили, а сейчас сразу двое! Да еще кто! Сувор, которыйбывал и под Царьградом, служил в Риме, воевал в Болгарии, ходил в Испанию, илегендарный Добрыня, чьи воинские подвиги на дальних пределах Руси заставляютдрожмя дрожать врагов! И о котором такое рассказывают кощунники, что душазамирает от сладкого трепета…

А он, всеми прогоняемый запечник и золушник, оказывается,племяш этого героя-исполина! Который силен и с мечом, и в застолье, и в краснойлжи, кого князья посылают в чужие страны!

Он стоял растерянный, жалко шмыгал носом. Глаза наполнилисьслезами. Он чувствовал, как на плечо опустилась огромная ладонь. От нее шлонепривычное родительское тепло. Густой голос, привыкший повелеватьдружинниками, проревел с высоты:

– Крепись. Теперь я буду чаще бывать в стольном градеКиеве… И тоже пригляну за тобой, малец. При случае, конечно. От меня ещенаплачешься!

На заднем дворе в каморке доживал век странный старик поимени Горюн. Он был в молодости воином, так говорили, спас при таинственныхобстоятельствах жизнь самому князю Олегу, потом долго был волхвом, но ушел иоттуда, занялся складыванием кощун. Его слушали охотно, он знал великоемножество историй, как героических, волшебных, бытовых, так и про зверей, рыб иптиц.

Когда Владимир прибежал на другой день, Горюн оглядел егосочувствующе:

– Опять били? Что за радость бить ребенка? Даже длябабы это бесчестно… Очень больно?

– До свадьбы заживет, – ответил Владимир, какотвечали взрослые в таких случаях.

– Гм… Трудно тебе тут прижиться. Пожалуй, тебе надосразу готовить себя в волхвы.

У Владимира загорелись глаза. Даже боль в избитом телезабыла про свои острые зубы, прислушалась.

– Я бы хотел… Но меня возьмут?

– Ты смышленый. У тебя цепкая память, я все примечаю. Тытрудолюбив, как муравей, для волхва это необходимо. И ты любишь учиться, отчего отворачиваются другие.

– Люблю! – сказал Владимир горячо. Он сел рядом,взял старика за руку, подлащиваясь, попросил: – Расскажи еще про Авариса,который ничего не ел, пока стрелу не обнес по всему белому свету!.. Или проТаргитая, нашего первого царя!..

Старый волхв усмехнулся, положил на голову мальчика худуюладонь, настолько высохшую, что казалась бы прозрачной, если бы ее необтягивала потемневшая за годы дряблая кожа.

– Дите… Не был Таргитай первым царем, как не был иАварис самым первым из наших героев… Память волхвов хранит дела времен стольдальних, столь далеких… И о временах диких и страшных… Вот была в старину такаяпрожорливая баба, что однажды в припадке голода съела и своих детей. Но неустыдилась, а только вошла во вкус, начала пожирать у соседей свиней, коз, апотом уже и коров. Наконец накинулась и на людей. У мужиков рука на нее неподнималась: все-таки баба! Да еще красивая, а красивым все можно, им все прощается,ибо красота дана от богов, они так отмечают себе равных… Так она поела всех вродном селе, затем пошла по другим, оставляя после себя пустые дома и сараи,конюшни и свинарни. Тут уж сам Перун не выдержал: закрыл глаза и метнул в неемолнию. Убил, а труп бросил в море. Так она и там, тварь ненасытная, от голодапробудилась, стала пожирать каждый утонувший корабль!.. А потом вовсе озверела,стала нападать и на целые корабли…

– А почему ее зовут Харибдой? – спросил Владимир,едва дыша от страха.

– Ее настоящее имя забыли, потому что она такую харюразъела, что не во всякую дверь пролезала, тогда ее и стали звать Харибдой. Аубил ее не то Прометей, не то кто-то другой, уже не помню… Прометей – это такойвелет, что не страшился даже богов. Он был огромен и силен, а главное – могпредвидеть, что будет в грядущем. Потому его и звали Прометеем, ибо он могпрометикувать[1]. Зевс, верховный бог богов, был в страхе, ибоему однажды предрекли, что у одной богини родится сын, который будет намногосильнее отца. Но только Прометей знал эту богиню. Зевс же обычно не пропускални одной мало-мальски красивой богини, велетши или простолюдинки. Потому истрашился, что свергнут его…

– И Прометей сказал?

– Да, пожалел Зевса. И богиню Фетиду отдали за Палия,был такой князь чуть южнее наших земель. От того брака родился великий геройСкилл. Он еще водил тавро-скифских витязей на помощь ахейцам в их войне строянцами… Правда, с годами имя меняется, а то и вовсе забывается. Нашнеуязвимый Скилл у ахейцев, а затем эллинов стал Ахиллом, у ясов – он Сослан,Сосруко, Сасрыква, а то и вовсе Батарадз, у иранцев – Исфандияр, у германцев –Зигфрид… Скилл был неуязвим для других, потому что наши предки раньше другихначали делать доспехи из железа, а их враги еще бились в медных латах, даженаконечники копий были медные… Конечно, таким оружием не пробить железныедоспехи. Даже не железные, а харалужные, булатные! Разве что попасть стрелойточно в щелочку между пластинами… Ахейцы придумали оставить эту щель на пятке,ясы – на коленях, Зигфриду на спину прилип кленовый листок, потому то местобыло уязвимо… А его отец, Палий, жил в такой глубокой давнине, что от негоостались только Палилии – праздник в самой середине весны, когда пастухипрыгают через костры… Да еще развалины палат Палатия…