В гостиной было полно людей, но Митчела не оказалось ни там,ни в столовой, где гости толпились у ломившихся под тяжестью блюд столов. Онауже собиралась вернуться в гостиную, как Сесил, погруженный в беседу с каким-точеловеком, случайно поднял глаза, заметил сестру и воззрился на нее холодным,оценивающим взглядом давнего противника, после чего коротким кивком в сторонукабинета приказал немедленно идти туда. Оливия вызывающе вздернула подбородок,но подчинилась.

Кабинет Сесила был расположен по другой стороне коридора, вглубине дома, за парадной лестницей. Обычно во время нашествия гостеймассивные, обшитые панелями двери были плотно закрыты, ограждая кабинет хозяинаот любопытных, но сегодня створки были чуть приоткрыты, и оттуда тянуласьтонкая полоска желтого света. Сжав ручку двери, Оливия приостановиласьпередохнуть, расправила уставшие плечи, подняла голову... и оцепенела визумлении при виде открывшейся ей сцены.

Митчел обнимал жену Уильяма, а голова Кэролайн покоилась наего груди. С руки свисал кружевной носовой платочек.

– Не знаю, сколько еще я смогу продержаться, – всхлипнулаона, поднимая лицо. – У меня больше нет сил.

– У нас нет выхода, – спокойно, но с участливыми нотками вголосе ответил он.

Потрясение мгновенно уступило место сочувственномупониманию. Оливия тяжело вздохнула. Бедняжка Кэролайн совсем исхудала и бледнакак полотно. Вполне естественно, что ей приходится искать утешение у кого-то изчленов семьи, но ее развратник папаша проводит очередной медовый месяц где-то вЕвропе с пятой женой, а от Сесила ничего не дождешься, кроме сухих наставленийо необходимости быть сильной в тяжкие времена. Четырнадцатилетний сын Кэролайнсам нуждался в материнской поддержке, и Кэролайн изображала при нем храбрую,несгибаемую мать семейства, но самой ей не на кого было опереться... если несчитать Митчела.

Привычная благодарность охватила Оливию при мысли о том, чтоМитчел попал в лоно семьи в тот самый момент, когда от него больше всеготребовалось помочь Кэролайн и деду перенести скорбь от утраты мужа и внука. Ксожалению, Оливию не покидало ощущение, что будь у Митчела выбор, он не помогбы Сесилу выбраться из горящего дома. Очевидно, у него не было ни малейшегожелания поддерживать отношения с родными и их друзьями, и, хуже всего, Оливиябыла вполне уверена, что он намеревается очень скоро покинуть Чикаго, непредупредив никого, кроме разве Кэролайн.

И Оливия прекрасно его понимала. Уайатты избавились отмладенца как от омерзительного комка грязи, случайно запятнавшего их идеальное,безупречно чистое существование. Сама она почти ничего не знала о судьбенежеланного ребенка Эдварда и ничего не сделала, чтобы ее изменить. Поэтому ивоспринимала презрительное отношение Митчела к ней как нечто должное. Но немогла смириться е мыслью о том, что он вот-вот покинет Чикаго. Уж очень онахотела, чтобы он, прежде всего, узнал ее получше и понял, что ей можнодовериться. И страстно мечтала, чтобы он перед отъездом назвал ее «тетяОливия». Хотя бы только раз. И больше ей ничего не нужно. Но было и еще одно.То, чего Оливия желала гораздо больше. То, что она должна получить от него,пока еще не поздно: прощение за многолетнее равнодушие.

Однако в этот момент ее больше всего тревожило, что Сесилможет оказаться за ее спиной, распахнуть двери в кабинет и совершенно неверноистолковать увиденную сцену.

Поэтому, вместо того чтобы ворваться в кабинет, отчегоКэролайн наверняка почувствует себя виноватой, а Митчел будет вынужден даватьненужные объяснения, Оливия решила предупредить о своем появлении: громкостукнула в дверь тростью и одновременно принялась возиться с ручкой, после чегодля пущего эффекта вытянула трость перед собой, как слепая, и медленно вплыла вкабинет, ощупывая дубовый пол и внимательно присматриваясь к паркету, словнобоялась упасть.

– Вам нужно больше света? – осведомился Митчел.

Оливия, словно удивленная его присутствием, вскинула голову,но, если честно сказать, ее неприятно уколола ирония в голосе Митчела. Он, какминутой раньше, стоял перед камином, но Кэролайн успела опуститься в ближайшеекресло. Сердце Оливии сжалось при виде темных кругов под ее прекраснымизеленовато-карими глазами.

– Бедное мое дитя, – прошептала она, кладя руку назолотистые волосы невестки.

Кэролайн чуть откинула голову и прижалась щекой к ее ладони.

– Тетя Оливия, – снова всхлипнула она.

Оливия хотела остаться рядом с ней, но увидела, как Митчел,отступив от камина, лениво изучает висевшие на стенах портреты. Эта большаякомната была настоящим святилищем Уайаттов, где находились портреты и фотографиипредков всех размеров, от громадных до совсем скромных. На памяти Оливии Митчелвпервые проявил хоть какой-то интерес к Уайаттам: по крайней мере ей хотелосьтак думать.

– Это твой прадед, – объяснила она, показывая на портрет надкамином. – Видишь сходство?

– С кем? – издевательски поинтересовался он.

– С собой, – упрямо стояла на своем Оливия, но он бросил нанее холодный предостерегающий взгляд, до невероятности походивший нате холодныепредостерегающие взгляды, которыми славился его прадед, после чего сунул руку вкарман брюки отошел.

Оливия вняла предупреждению, но продолжала искоса наблюдатьза ним, надеясь на очередную возможность растопить ледяной панцирь, если Митчелвыкажет хоть малейший интерес к другому портрету.

Сесил неизменно заставлял себя ждать: по его мнению, этодоказывало его превосходство над окружающими. Обычно, если среди окружающихоказывалась Оливия, это невероятно ее раздражало, но сейчас она надеялась, чтоожидание продлится не меньше часа.

Митчел остановился перед другим портретом, и Оливияпоспешила присоединиться к нему, но тут же изумленно ахнула. Он рассматривализображение девушки, скромно сидевшей на садовых качелях: в длинные волосывплетены розовые бутоны, почти такие же, как вышитые шелком на юбке белогоплатья.

Митчел косо глянул на Оливию.

– Вы? – коротко спросил он.

– Господи Боже! Как вы угадали? В то время мне едваисполнилось пятнадцать!

Вместо ответа он кивнул в сторону другого портрета:

– И это тоже вы?

– Да. Тут мне двадцать, и я только что обручилась с мистеромХибертом. Вот он, на соседнем портрете. Нас нарисовали в один день.

– Что-то вы вовсе не выглядите такой счастливой, какполагалось бы в такую минуту.

– Так и было, – призналась Оливия, забывая, что это онахотела вызвать Митчела на откровенность, а не наоборот. – Я считала, что он...и его семья... немного занудны.