кисть оборотня с зажатым в ней хрустальным знаком воздуха. Конечность была кокетливо перевязана шёлковым шнуром, сплетённым будто бы из волос цвета красного дерева…

К слову сказать, тот самоуверенный идиот оказался бесценным трофеем. Младшим старейшиной. Глупец думал, что его примут как равного, ведь по человеческим реалиям он был соизмерим с имперским наследником. Что ж, его тело прекрасно послужило делу империи. Учёным-магам удалось вычленить из его тканей ген полёта и переработать некоторых пленных морфов в первых Гончих — безмозглых марионеток, способных чувствовать бывших сородичей по особому «запаху» крови и самое главное — умеющих летать. С того момента надобность в «глубоком поиске» практически отпала. Гончие полностью оправдывали своё название.

Зато людей отныне воспринимали всерьёз все — от жалких ошмётков закатного племени до последнего бородатого зо́гба в подземных схронах, набитых сокровищами. Потому что знали — свирепые варвары обид не прощают. Ни обид, ни крови. Платить придётся в любом случае. Не важно — свободой одной принцессы или жизнью одного народа.

Император вспомнил тот свой «ответ» перламутровым выродкам и негромко хмыкнул, наливая в бокал тягучее красное вино. Потом повернулся и вновь взглянул на красавицу в своей постели. Невероятную, неземную красавицу, которая смотрела на него янтарными глазами и молча ждала. Мужчина тоже молчал. Его взгляд, не торопясь, путешествовал по прикрытым покрывалом длинным ногам, стройному телу, скользнул по прижимающей к груди тёплую ткань изящной кисти, остановился на чёрной атласной ленте, оплетающей тонкую шею антрацитовой петлёй, заглянул в глаза и грустно усмехнулся. Когда-то там, глубоко внутри этих медовых омутов, он часто ловил не успевший спрятаться холодный огонёк ненависти. О, да! Это прекрасное создание поначалу ненавидело и презирало повелителя людей, но ничего не могло сделать, ибо…

Император присел в стоящее рядом кресло и, склонив голову на бок, пригубил вино, казалось, задумчиво-холодно разглядывая свой «трофей». Пальцы девушки невольно потянулись к плотно обвивающей шею ленте. Эта чёрная полоска была символом её рабства, знаком подчинения, мечом палача, висящим не только над ней самой, но и над её близкими. Ведь точно такие же «ожерелья» красовались на их шеях. Они сами одели их в день, когда согласились на все условия, выдвинутые им победителями, когда принцесса Альте́ри была обещана, как залог мира. Люди сказали, что это — ретранслятор, который позволит им чувствовать друг друга, знать, что они живы, даже находясь вдали. «Хотя ходит слух, — сказал тогда Императору Корадус, — будто они могут говорить даже с мёртвыми».

Однако люди не были до конца откровенны. Это и правда был ретранслятор. Но он работал ещё и как проклятье направленного действия, активирующееся на установленные ограничения. Если один из «проклятых» умрёт, умрут все. Если один из «проклятых» попытается снять «ошейник» в обход ключа-заклинания, умрут все. И ещё. Если повелитель людей будет недоволен своей «гостьей», умрут все.

Император не стал отсылать эльвскую принцессу в столицу, как ожидали многие. Первое время он везде таскал эльву за собой. Не из любви, не из необходимости, а просто так, чтобы пленница каждый день помнила о своём положении. Девушка по его воле должна была делать всё, что потребует от неё «хозяин»: петь, танцевать, делить с ним трапезу, разминать его тело после сражений, развлекать беседой или просто быть рядом. И она была, днём и ночью. Правда, так продолжалось лишь первое время, пока однажды Император вдруг не обзавёлся прекрасной наложницей. Но, — мужчина даже не сразу поверил в это! — гордая эльва первой потянулась в его объятья. И если раньше мучительно-горькими ночами мужчина не мог думать ни о ком, кроме покойной жены, то постепенно время начало стирать воспоминания о его Ли, укрывая их туманом прошлого. С тех пор вместо того, чтобы от боли и одиночества рвать зубами подушку в полуночной тьме, ловя в отблесках ночи очертания потерянного счастья, вскакивая в надежде поймать пригрезившуюся тёплую ладонь на своей груди, правитель империи людей коротал ночи под сдавленные всхлипы и сдерживаемые стоны той, которую презирал и желал одновременно и которая — он был тогда почти уверен — при первой же возможности вырвет ему сердце…

Теперь же так много всего изменилось в его жизни. Изменилась и эльва, стала мягче, терпимее. Однако, что заполняло сейчас её сердце, мужчина всё-таки не знал, как не знал причину, по которой она решила отдать себя человеку…

— Я так близко, — после тягучего молчания негромко сказал Император. — Ещё чуть-чуть, и всё закончится. Кровь будет оплачена, и я вернусь домой. — Мужчина посмотрел в янтарные глаза принцессы. — Я не был там больше пяти лет, — произнёс он и неожиданно сам поразился тому, как много времени потратил на бегство от прошлого, на залечивание ран, для которых готовил целебный бальзам на крови своих врагов. И тихо добавил: — Я едва помню, какой он, мой город, мой дом… Эта война длилась так долго… И сегодня она закончится…

Девушка села, подтянув колени к подбородку. Длинные ресницы дрогнули и на мгновенье прикрыли медовое золото глаз. Мужчина догадывался, что ей больно, что для неё действительно «вернуться домой» — самая заветная мечта. Однако у повелителя людей были совсем другие планы на дочь правящего рода эльвов.

Император поднялся, подошёл к постели и медленно опустился рядом с девушкой, к которой уже давно не чувствовал ненависти. Широкая ладонь прикоснулась к облачённому в шёлк плечу, поднялась к нежной шее, приласкала атласную ленту и зарылась в мягком облаке волос. Мужчина прикрыл глаза и порывисто выдохнул. Это было то последнее мимолётное ощущение, которое напоминало ему о Лиоре — у неё тоже были мягкие волнистые волосы. И именно это воспоминание подтолкнуло когда-то захваченного ярким сновидением и не проснувшегося до конца правителя империи впервые прикоснуться к склонившейся над ним эльве. Она не отшатнулась, а он словно в полусне ненадолго вернулся обратно в те времена, когда рядом с ним всегда была тёплая и такая родная улыбка жены, а её глаза постоянно манили его, обещали неземные блаженства и ни разу не обманули. Но тот первый раз стал первым шагом в ловушку собственного тела, которое до этого медленно умирало от холода.

— Альтери, — Мужчина неожиданно назвал её по имени, и девушка вздрогнула и вскинула на него взгляд. — Ты поедешь со мной. — Она непонимающе прищурилась, ведь это и так подразумевалось. И вдруг: — Я сделаю тебя Императрицей. Ты станешь матерью наших детей, которые продолжат наш род. Будешь жить в столице, и все богатства моего мира будут твоими. — Мужчина заметил, как расширились её зрачки. Но увидел так же, как