Ксюша с удивлением взглянула на Катю и спросила, — Ты такое говорила?

Катя продолжала сидеть, не обращая внимания на спор.

— Хватит врать мне, она такого не говорила, — закричала Ксюша на Диму.

— Да заорись, — крикнул Дмитрий и ушёл к палаткам. Он вытащил свой спальник из одной палатки и переложил во вторую, после перенёс спальник Кати туда же.

Вскоре в лагере наступила тишина. Леонид увёл жену спать, и молодожёны то же незаметно исчезли. Только Дима продолжал караулить Катю у костра, но водка рубила и его, заставляя клевать носом. Наконец он сдался и шатаясь направился к палаткам. На пол пути развернулся и направив указательный палец в Катю объявил, — Я жду тебя, но не долго. Уже у палаток он громко отлил, протяжно пёрнув и в заключение звучно отрыгнул.

Данил посмотрел на Катю. Девушка то же боролась со сном.

— Пойдём, поспишь в машине. У меня матрас и одеяло есть. Сейчас тепло не замёрзнем.

Девушка ответила осторожным взглядом.

— Ну не у костра же тебе спать, — мужчина тронул девушку за плечо, и она словно очнувшись, пошла с ним. Лебедев разложил кресло в машине и расстелил матрас. Вынул из сумки свитер и передал Кате. Девушка надела свитер поверх спортивного костюма и расположилась в машине, накрывшись шерстяным одеялом. Данил закрыл машину изнутри и повесил на боковые окна тряпки, тем самым защитившись от ненужных взглядов со стороны.

— Согрелась, — спросил он девушку, накрываясь курткой.

— Да, спасибо. Ты сам то, не замёрзнешь?

— Тепло и хорошо, как в квартире. Не люблю палатки. Машина как дом. Моё пространство. А палатка — тряпка. Не чувствую себя защищённым.

За пространством машины послышался шум. Кто-то бродил по лагерю запинаясь о котелки, ели слышно ворча.

— Катя, Катя, — не громко звал Дима.

— Объявился, ухажёр. Спи спокойно. Я, закрыл машину. Перебьётся, — прошептал Лебедев, поворачиваясь на другой бок.

Шаги приблизились, и кто-то дёрнул дверь. — Катя ты здесь? Катя открой.

Было слышно тяжёлое сопение Димы, который постояв у машины, вскоре ушёл.

— Я не хотела ехать. И надо было предвидеть подобное, но Ксюша настояла. У меня сложный период на работе, подумала «отдохну на природе», — проговорила Катя, оправдываясь.

— Да ничего. Я-то же не хотел, но поехал. То же сложности — правда, не с работой. Ты спи и не чего не бойся. Приставать не буду. Не потому, что не нравишься или ещё чего. А потому, что не считаю это правильным. Надеюсь, понимаешь. Мир женщин сложен и не угадать порой, как надо поступить. Если пристаёшь — намекнёшь на доступность и обидишь. Если не пристаёшь — то же обидишь, пренебрежением. Да ещё нерешительным обзовут.

— Как глупо. Сложен, мир мужчин, а не женщин. Думаю, тебе не везло, и встречались капризные дуры. Но поверь, женщины разные. Я благодарна за место в машине и не стану думать о тебе плохо. И, разумеется, не обижусь, если не станешь приставать. И не потому, что не нравишься, а потому что считаю близость продолжением любви. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — повторил он, улыбаясь.

Данил проснулся от сильной жажды. Солнце уже ярко светило нагло, проникая через лобовое стекло, целясь в глаза. Мужчина посмотрел на спящую девушку и перевесил тряпку на зеркало заднего вида, преградив лучам путь к её лицу. Вылез из машины и спустился к реке. Неплотный белый туман нависал над водой. Крепкий запах реки и еловых веток наполнил дыхание, вызывая желание дышать глубоко и часто. Лебедев присел на корточки и умыл лицо. Остался сидеть, любуясь видами. Вернувшись к месту костра, нашёл остатки холодного чая и напился из котелка. Вытер губы рукой и потянулся, расправляя суставы.

Через час дым костра и запах гречневой каши с тушёнкой разбудили друзей. Они выползали из палаток с заспанными лицами и заплывшими глазами. Катя то же проснулась и появившись из машины сразу спустилась к реке. Дима уже сидевший у костра подмигнул Лебедеву и сиплым голосом спросил, — Ну как дала?

Данил бегло взглянул на него и не ответил.

— Значит, не дала, — подвёл итого Дима, засмеявшись.

Вскоре появилась и Катя, успев прибрать себя.

— Всем доброе утро, — молвила она, задержав свой взгляд на Дане.

— Ты как будто и не пила, — подколол Дима, проверяя запасы алкоголя. — Впрочем, надо, что-то делать. Водки мало. Вот это я выпью сейчас, и больше нет. Что будем делать?

— Домой поедем, — предположила Ксюша, пережёвывая кашу.

— Вот про что и говорил. Водки нет и рыбалки нет. Но я домой не поеду. Значит, не поедешь и ты.

— И как же ты без водочки? — изобразила жалость Ксюша.

— Тут недалеко деревня есть. Мы с мужиками в том году нашли. Там самогон продают, экологически чистый. Мы с Данькой сгоняем. А сети брат проверит с Артёмкой.

— Далеко до деревни? — поинтересовался Лебедев.

— Нет. Близко.

— Можно мне с вами, — негромко спросила Катя.

— Поехали, будем в дороге песни петь, — объявил Дима, выливая остатки водки себе в стакан.

Грунтовая дорога тянулась по лесу жирной грязной колеёй, но японский внедорожник без труда пробирался по ней, лихо подбрасывая людей, заставляя держаться за поручни. Вскоре дорога раздвоилась, и Дима не думая указал влево. Лес кончился, и начались луга. Дорога тянула то вверх, то заставляла спускаться, пока не закончилась широкой поляной, вырубленной лесорубами. Сваленный в кучи древесный мусор уже покрылся плесенью, из чего следовало, что вырубке несколько лет. Дима вылез из машины и деловито обошёл местность. — Проехали отворот, — предположил он. — Обратно надо.

Они вернулись, заминая собственный след, и через пару километров уткнулись в другую развилку. — Я же говорил, проехали. Смотреть внимательней надо. Туда, рули, туда, — скомандовал Дима, тыча пальцем вперёд. Проехав ещё полчаса по лугам, внедорожник снова остался без дороги, на вершине холма.

— Тфу, что за дела, — выкрикнул Дима и вылез наружу.

Лебедев заглушил мотор и то же спрыгнул на землю. Внизу с равнины раздавался лай собак и разносился запах дыма. За стеной деревьев и кустарника виднелись крыши деревянных домов.

— Говорят тебе, рядом деревенька. Видишь? — показал Дима рукой в сторону крыш. — Самогонка здесь лучше всякого бренди. Обратно веселее поедем.

Деревня оказалась брошенной и судя по состоянию домов — давно. Почерневшие доски забора с белыми пятнами грибка, пригибались к земле, нарушая ряд. Дома, стыдясь дряхлости, осторожно выглядывали из заросших бурьяном огородов, слепыми глазницами окон, местами заколоченных крест накрест, давно сгинувшими жильцами. Собачий лай пропал, запах дыма не чувствовался. По деревне гуляла отчаянная тишина.

Данил собрался уезжать, но