Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот спасибо тебе, почтенный муж. Стало быть, правильно бредем, — нарочито глубоко выдохнул Любим. — А скажи, не проезжали ли здесь, совсем недавно, ну скажем пару дней назад, вои, этак с десяток. Это наши, в тумане мы разминулись. Корзень такой приметный у старшего…
— Нет, не видел, — поспешно выпалил мужичок, и у Любима сразу закралось сомнение в правдивости его слов.
— Мы ведь деревеньку твою и без тебя сможем разыскать, по следам, у нас сыскари добрые, — он окатил смерда ледяным взглядом. — Так видел?
Глаза у мужика забегали по суровым лицам дружинников.
— Да были здесь чужаки, два дня назад прошли, — сдавленным голосом наконец сознался смерд. — Вышли к нам из лесу. Тринадцать их было, вооружены, вроде вас, добро, но отощали сильно. Сказали — не тронем, ежели покормите. Ночевали у нас, еды кое-какой в дорогу взяли и корму для лошадок… Да самый молодой из них, тот, что в корзене червоном, велел молчать, что мы их видели. Сказывал, тати за ними гонятся.
— И что же вы чужаков неведомых принимали, а воеводе в Липецу не доложили? — сурово сдвинул брови Любим.
— Да как же не доложили, как они заснули, старейшина сразу Пруньку отрядил, предупредить.
«Стало быть воевода Липовецкий о Ярополке ведает, ладно, посмотрим, как он отпираться станет».
— Дай тебе Бог, почтенный муж, — Любим протянул рязанцу из калиты серебряную векшу[23].
— Благодарствую, — подхватил подарок мужичек и, ломая подлесок, кинулся прочь.
Воины уже поднесли пальцы к губам, чтобы из потехи посвистеть ему в спину, но Любим поднятой рукой остановил их. Зачем сильней злить местных, ни к чему это.
— Гляди ж ты, и вправду, верно идем? — подивился Якун, впервые повеселев со дня окской переправы. — Прости, Любим Военежич, я ведь и не надеялся, что мы в таких просторах бескрайних на след их выйдем. Думал — с десятниками своими голову мне морочите, чтоб князю не нажаловался.
— Просторы может и бескрайние, — вглядывался в черную чащу Любим, — а в такую голодную пору человеку стол нужен и кров, а коням корм. А вервей здесь по пальцам перечесть. И уж не четыре дня промеж нами, а только два, — он не удержался и победно глянул на Якушку.
Липица Вороножская оказалась небольшой лесной заставой, обнесенной высоким частоколом и для пущей защиты укрепленной валом с врытыми в землю заостренными кольями засеки. Уставившиеся в путников острые морды засечных бревен делали Липицу похожей на ощетинившегося ежа. Дозорный на костровой башне[24], увидев вывалившийся внезапно из леса огромный отряд, поднял тревогу. В волоковых оконцах[25] замелькали шишаки[26].
Любим, в знак миролюбия не надевая шлема, но прикрываясь щитом, приблизился к засеке.
— Я владимирский воевода Любомир сын Военегов, — закричал он, приставляя руку ко рту, — желаю говорить с воеводой вашим! Пустите меня в городец[27] с гриднем моим. Переговорим, пройдем мимо, не тронем.
Наверху началось какое-то копошение.
— Стоит ли в лапы к ним соваться? — с сомнением покачал головой Якун. — А ну, прирежут тебя там.
— Не прирежут.
Ворота медленно отворились — рязанцы на переговоры согласились.
Любим, махнув Могуте следовать за ним, пришпорил коня к городцу.
Внутри застава выглядела чистенькой и ухоженной. Светлые, еще пахнущие стружкой срубы изб наводили на мысль о прошлогоднем пожаре. Может в городце и проживали бабы с детишками, но вдоль прясел[28] и на узких улочках Любим видел только суровых воев, тяжелыми взглядами провожавших чужаков.
Сам липецкий воевода ждал гостей в небольшом двухъярусном тереме. Это был худощавый муж лет тридцати пяти, с намечающейся плешью и узкой реденькой бородкой. Он суетливо поклонился, приглашая гостей присесть. Было видно, что местный воевода взволнован и не ждет от появления северян ничего доброго.
Любим неспешно с достоинством сел на лавку, Могута остался стоять, прикрывая его со спины.
— Не побрезгуйте, гости, — тонкими длинными пальцами указал хозяин на трапезу — пузатую крынку меда и жаркое, упаренное с луком.
— Сама застава погорела, али кто помог? — спросил Люим, небрежно поднося чарку к губам и делая вид, что отпил.
— Приметил? Есть кому помогать, — неопределенно отозвался липецкий воевода.
— Зовут-то тебя как?
— Нечаем.
— Про сечу на Колокше чего слыхивал? — в упор уставился гость на хозяина.
— Да уж проведали, — липовецкий воевода не знал куда деть свои длинные пальцы, то сгибая их, то потирая руки.
— И что князь ваш Глеб в порубе у нашего светлого князя сидит, тоже ведаете?
— И то ведаем, — теперь пальцы сцепились в крепкий замок.
— А с кем так быстро весточка прилетела? — Любим не сводил глаз с Нечая.
Левое веко хозяина заставы легонько дрогнуло.
— Из Рязани примчали, чтоб на стороже были, — Нечай самодовольно расправил плечи. — «Вот и не подловил ты меня, пес владимирский».
— А зачем мы здесь, ведаешь? — пошел в наступление Любим.
— Откуда ж мне знать? Вестимо, озорничаете, пока князь наш в беде.
— Да уж не в тех я летах, чтобы озорничать. Ворога я князя нашего ищу, Ярополка Ростиславича. Не проезжал ли здесь знакомец мой?
«Сейчас врать начнет».
— Нет, тихо сидим. Никого не было, — подтвердил догадку хозяин.
— Как тебя во Христе, Нечаюшка? — сладко пропел Любим.
— Евстафием нарекли, — удивленно вскинул брови липецкий воевода.
— Слушай ты, раб Божий Евстафий, я похож на того, над кем потешаться можно? Ярополк с братцем своим на град мой поганых навел, на щит взяли, стариков и детей убивали, девок бесчестили, грабили все, что под руку попадалось, полон большой увели. Смертную обиду мы на князей тех имеем, Евстафий. И кто поперек пути между мной и князем тем нечестивым встанет, переломлю, — Любим угрожающе поднялся.