Он толкнул ногой верхний булыжник, тот скатился, унося с собой разом тридцать сантиметров преграды. Воодушевленный Андрей обернулся к машине, махнул рукой, подзывая Максима:

— Макс, давай поработаем, надо камни убрать, тогда, может, проедем.

Они торопились. Не обращая внимание на ручей и промокшие ноги, уменьшали гребень. В какой-то момент Андрею показалось, что слышит голоса.

— Живо в машину.

Мальчик бросился к УАЗу, заскочил в кабину. Андрей забрался несколькими секундами позже, завел мотор, сдал метров на пять, затем переключился на полный привод и рванул вперед. УАЗ бодро заскочил на камни… На этом вся прыть кончилась. Машина села на днище. Андрей пытался стронуться — без толку. Повисшие задние колеса яростно взбивали воздух, а передние с жужжанием скользили по мокрым булыжникам.

— Садись за руль, — гаркнул Андрей Максиму. — Передача уже стоит, только газуй и держи руль прямо. Как скатимся, сразу тормози, — выскочил из машины, бросился к заднему бамперу. Из-за выступа появился человек. Андрей не стал всматриваться и дожидаться появления второго. Встал в речушку, обеими руками вцепился в железную перекладину. Холодная вода затекла в ботинки, ни ее ни боли он не чувствовал, раз за разом напрягал все силы, выпрямлял спину, ноги, стараясь столкнуть машину с камней. Вены на шее вздулись, лицо побагровело, из открытого рта вмести со сдавленными стонами, вырывался пар и слюни. Мотор ревел, как раненый бык, колеса бешено крутились. Вдруг все звуки прекратились, словно обрубили, накатила темнота. Андрей не почувствовал, как обмяк и рухнул в холодную воду, как лбом сначала ударился о бампер, а затем затылком о камень.

Максим почувствовал, что машина больше не раскачивается, обернулся к задней двери. В окошке отца видно не было, хотя раньше, когда время от времени взглядывал, мелькало бешеное лицо с искривленным ртом и стиснутыми зубами. Вместо него появились две маленькие фигуры. Они стояли у скального выступа и смотрели в их сторону. У одного в руках было ружье. Максим догадался, почему не видет отца и машина не раскачивается — его убили!

Обжигающий страх хлестну физической болью. Мальчик взвыл, выскочил из УАЗа. Он больше не думал о двух незнакомцах. Жуткая мысль поглотила все его сознание, словно густая грязь брошенный камень.

«Папа, папочка только не умирай!!!», — с этой мыслью он подбежал к отцу, который правым боком неподвижно лежал на камнях в воде. Течение вымывало из-под головы красный шлейф и растягивало до снежной шапки.

Максим зарыдал, схватил безвольную руку и принялся тянуть. Его ноги проскальзывали на камнях, он падал, суетно поднимался и снова тащил отца. От отчаяния и страха мальчик подвывал. Гадские слезы застилали глаза, и он их не вытирал, иначе пришлось бы отпустить руку. Он чувствовал ее теплую, пока еще теплую и ни за что на свете не хотел с ней расставаться.

— Я бы тебя тоже не бросил, — произнес невысокий мужчина лет тридцати с горбинкой на носу, в черной чабанской папахе, в поношенном тулупе, с обветренным лицом, окаймленным неаккуратной бородой. Он держал в руках двустволку.

Его спутник — ниже на голову, старше лет на сорок в каракулевой папахе, в видавшей виды бекеше, с крючковатым носом, с сухим, морщинистым лицом смотрел на мальчика, который изо всех сил, а это было видно, старался вытащить из ручья вдруг «отрубавшегося» родителя.

Они еще с минуту лицезрели сцену, после чего старик произнес скрипучим голосом, рубленные, будто языком стругал палку, два слова.

Мужчина в чабанке коротко кивнул, повесил на плечо ружье, зашагал к мальчику, который не оставлял попыток вытащить из воды отца. За спиной покачивались, постукивали о приклад широкие снегоступы.

Мальчик заметил приближение незнакомца и с удвоенной силой принялся дергать неподвижное тело. Он уже вытащил отца из ручья и теперь волок к скале.

— Я тэбя не трону, — проговорил мужчина грубым гортанным голосом, поблескивая глазами из-под лохматой папахи.

Мальчик будто его не слышал. Продолжал тянуть отца. Как попавший в капкан волчонок, затравленно взглядывал на приближающегося монстра, но руку не выпускал.

— Эй, — повысил голос незнакомец, — хватэт. Я тэбя не трону. Говору тэбе.

Человек в страшной лохматой шапке, в зверином тулупе остановился в двух шагах:

— Как тэбя зовут, малчик?

Максим повернулся и во все глаза смотрел на будто сломанный с горбинкой нос, на щель для рта в жесткой топорщащейся бороде и со страха не мог вымолвить ни слова.

— Дай, посмотрю, — незнакомец подступил к мужчине, присел на корточки. Мальчик таращился на него, боялся до ужаса, тем не менее руки отца не выпускал.

— Отпусты, — бородач посмотрел на Максима, — нэ бойса, я помогу.

То ли потому что голос у незнакомца хоть и был грубым, но в интонациях угрозы не слышалось, то ли выбора не было, Максим подчинился.

Бородач осторожно перевернул бесчувственного Андрея на спину. Сразу заметил рассечение на лбу, остановил цепкий взгляд на правом боку. Обернулся, громко сказал что-то старику.

Тот ответил на тарабарщине и двинулся к ним, прихрамывая на короткую левую ногу.

Глава 3. Спасибо этому дому

Нестерпимая жара изнуряла. Ему казалось, был таким же перегретым внутри, как и снаружи. Тусклая лампа под реечным плафоном секторами освещала низкий вагоночный потолок, струганные стены, темное пятно над топкой. Столбик термометра полностью красный. Через небольшое закрытое оконце виден снег и край неба. Андрей прилип взглядом к грязному с потеками стеклу и не мог оторвать глаз от снега, в который, если бы рухнул — растопил до земли. Лежал на верхнем полке, ощущал себя раскаленным до красна куском железа и не мог пошевелиться.

Пот тек по лбу, по ребрам, по животу. Совсем нечем стало дышать. Андрей приоткрыл глаза. Первое, что почувствовал, это насколько он слаб и болен. Веки едва разомкнулись и дрожали, словно малюсенькие шестеренки, открывающие их, сбоили. В голове шумело, тело горело, нестерпимо хотелось пить. Он осмотрелся. Лежал на широкой кровати под мохнатой шкурой, затылком ощутил жесткую, соломенную подушку. В полусумраке тесной с низким потолком комнате разглядел вдоль беленой стены деревянный самодельный шкаф, сундук, на нем телевизор. Повернул голову к свету. Голым плечом ощутил жесткую щетину. Яркий серый день бритвой полоснул по глазам. Боль прострелила мозг и застряла где-то в затылке. Андрей зашипел, закрыл веки. Переждал с минуту, снова попробовал смотреть.

В узкое окно, поделенное рамой на четыре части, виделся заснеженный двор, каменная ограда с метровой опушкой, за ним угрюмый засыпанный лес. Завораживающе медленно падал невесомый снег. Где-то в глубине дома слышались приглушенные голоса.