Как только рассвело, отправился на разведку. След от широких лап овчарки оканчивался примятым, царапанным снегом и никакой крови.

Шалыш объехал атару большим кругом. След, словно от свернутого в рулон и брошенного на снег ковра, обнаружил в восточной части пастбища. Когда пересчитал стадо — не хватило шесть голов. Он решил возвращаться домой. К тому времени снег доходил до брюха овцам. Животные шли медленно, проваливались и застревали в насте. К тому же не могли добраться до корма, чтобы пополнить силы.

На следующую ночь ущерб поголовью составил уже двенадцать овец. Шалыш обеспокоился не на шутку. Он решил выследить и убить вора. Вокруг стойбища разжег костры, забрался в середину стада, сел на шкуру, ружье положил на колени, принялся ждать.

Шел мелкий снег. Около двух часов ночи что-то резкое, тонкое, холодное донеслось из темноты, пронзило мозг, и пастух вырубился. Это произошло так быстро, так внезапно, словно у него имелся выключатель и кто-то его перещелкнул.

Когда очнулся, увидел, что вся отара, жеребец, лежат неподвижно. Шалыш подумал, что они мертвы. В голове было пусто, как в пересохшем колодце. Ощущал себя потерянным, апатичным, как после перепоя. Ходил между овцами и таращил оловянные глаза. Остановился возле одной, приложил ухо к ребрам. Сердце билось ровно, кроме того, животное дышало. Живыми оказались и остальные, кроме двух окоченевших и девяти пропавших.

В этот раз чабан испугался до жути. Первым порывом было бросить стадо и бежать. Возможно, так бы и поступил, если бы не Добряк. Жеребец очнулся одним из последних. К этому времени рассвело, и мрачные мысли ушли вместе с темнотой.

Не перекусывая, Шалыш запрыгнул на жеребца и погнал стадо по снегу, который стал еще глубже. Гнал и гнал, не останавливаясь, не дожидаясь отставших. Не бросал отару лишь из-за стыда перед отцом. Страх хлестал его почище заправского погонщика. Пастух понимал, что вместе с овцами стал добычей мистического зверя, которому сразу дал имя «Шайтан».

Нечто невообразимое, жуткое он увидел во второй половине дня, когда мутное солнце, задернутое снежным тюлем, перевалило зенит и клонилось к вершинам гор. И то, не сразу — разглядеть белое на белом непростая задача. Лишь по черным точкам с обеих сторон белого продолговатого тела заметил нечто. Оно двигалось необычайно мягко и плавно, снизу по склону, прямо по следу отары. Присмотревшись, пастух не поверил глазам. Оно парило в нескольких метрах над землей, волоча за собой по снегу длинных белых червей.

В этот раз Шалыш не раздумывал, сунул Добряку шенкелей, цокнул и еще добавил нагайкой. Жеребец рванул с места в галоп. По глубокому снегу не особенно разбежишься. Добряк еле дотянул до ближайшего леска. Из ноздрей струями, как из сапуна перегретого котла, шел пар. Мокрое от пота тело дымилось. Чабан соскочил с седла, последние метры до деревьев тянул ослабевшее животное. Не давал ложиться ему на снег, дергал за узду, толкал в бока и смотрел, как шайтан приближается к отаре.

Ничего не подозревающие овцы спешили за пастухом, растянулись в длинную черно-серую вереницу. Они замирали и падали по мере приближения зверя. Метров за десять перед ним валились, как подкошенные. Шалыш не слышал оглушающего писка, но догадывался в чем дело.

Существо неторопливо приближалось, ощупывало длинными извивающимися отростками овец, обвивало их и подтягивало к раздутому копьевидному телу. Оно их не пожирало на месте, а забирало с собой.

Пастух оставил ружье за спиной — не верил, что сможет причинить ущерб такому огромному созданию, тем более потустороннему. Огрузившись, шайтан плавно развернулся и поплыл назад — вниз по склону.

Об отаре чабан больше не думал. Он рассматривал овец, как фактор своего спасения, как приманку, задерживающую демона. Не дожидаясь, пока отдышится Добряк, повел его через лес под уздцы, проваливаясь и утопая в глубоком снегу.

За все время своих скитаний Шалыш израсходовал всего лишь один патрон. Жеребец провалился в расщелину и сломал ногу. Оставив мертвое животное позади, чабан перекинул через одно плечо седельную сумку, через другое ружье, побрел дальше.

Шел без остановки, спал урывками. Все казалось, крадется за его душой демон. После бессонных, голодных пяти суток изнурительного перехода выглядел Шалыш каторжником. Он брел по снегу и постоянно оборачивался.

Однажды снег под ним съехал большим пластом. Вместе с обвалом чабан долго катился с горы. Растерял и ружье, и сумки, и чамах с правой ноги. Стопу обмотал куском шкуры. После этого еще три дня добирался до дома.

Часто во сне Шалыш метался по кровати и кричал. Будил весь дом.

Второе событие, которое заставило Андрея поменять взгляды на ситуацию — снег. Он падал не переставая каждый божий день. Все выше росли шапки на ограде, все ближе подбирался наст к окнам.

В отличие от гостеприимного Хабиба, никто в доме хромого Махти не предлагал Андрею и Максиму остаться. Их не гнали, но давали понять, что они только гости. Семья Аджиевых не бедствовала, хотя и потеряла большую часть отары. В стойлах еще топтались суягны, овцематки, ягнята, старые и больные особи. Сена было немного, но и поголовье сильно сократилось.

Поправившись, Андрей понял, что отросшую бороду отстригать не будет и второе — надо идти дальше. Каждый день на снегоступах прокладывал новую тропу в лес, где собирал хворост. Иногда брал с собой Максима. На привалах они разговаривали о предстоящем путешествии, планировали, как пойдут, и что понадобится в дороге.

На отмороженной стопе у Шалыша почернели пальцы, затем чернота поползла к подъему. Никакие травы и отвары Зазы заметных результатов не приносили. Дом погрузился в траурную тишину. Старуха распорядилась, чтобы все разговаривали шепотом — голоса могут разбудить больного, кроме того, вспугнуть лечащих духов.

В один из дней Андрей не встретил Рашида. Заза сказала, что тот ушел за фельдшером. Старик был против и настаивал, чтобы стопу отняли сами и немедленно, пока гангрена не забрала всю ногу. Он видел, как это делал его отец брату, и сам не раз отнимал конечности у овец в безвыходных ситуациях. Заза не позволила. Сказала, что со скотиной Махти пусть делает как вздумается, а сына резать не даст.

Было собравшийся уходить Андрей, решил повременить, пока не вернется Рашид. Помогал по хозяйству, взял на себя работу старшего сына.

На вторую ночь Андрея разбудил Махти. Старик держал блюдце со свечой, отчего сухое, худющее лицо выглядело демоническим:

— Иды, — махнул рукой.

Андрей быстро встал, и так как спал одетым, потратил секунды, чтобы обуться.

Заза их ждала в комнате у