забирал меня с собой. Он ждал, пока я усну, и душа моя уходила с ним. Но это не в астральном теле. Почему я так думаю? Потому что я та не похожа на себя земную! А астрал — повторение земного образа. Откуда я знаю, что мой облик иной? По ощущениям, которые хорошо помню. У меня той — волосы русые и длинные и глаза не карие, а светлые. Я видела себя в зеркале, когда прихорашивалась в доме Н. Но лицо стерлось из памяти, происходит блокировка в сознании. Отчасти поэтому младенцам не следует давать зеркал — они пугаются «не своего» образа, они помнят себя иными…

Общались мы больше посредством письма, вернее, диктовок. В книгу, конечно, не вошли наши «частные», так сказать, встречи. Мир тот выглядит, как и здесь, — то есть все реально, только там свет не такой, как на земле..

Был и мой самостоятельный выход, из тела… Произошло это так: Как-то я легла днем немного поспать. Было около часа дня. Но когда я вернулась — было уже четыре по полудню! Да, я именно вернулась, а не проснулась, потому что я сознательно вышла из тела, а главное — нашла того, кого искала!..

Здесь следует кое-что объяснить…

Я искала Николая в том мире и… нашла! Но не сразу. Воспоминания о пути довольно смутные. Дом Николая я нашла, но его там не было. Мне пришлось ждать его возвращения в беседке возле дома. Кто-то, увидев меня, помню, сказал: «Как она, земная, могла зайти так далеко?» На вопрос, заданный в общем-то не мне, я мысленно ответила, что жду друга. И почти в тот же момент появился Н. Он испугался, увидев меня. Для него мое появление было полной неожиданностью. Между нами произошел диалог:

— Зачем ты здесь?

— Я искала тебя…

— Но ты должна вернуться назад!

— Я не знаю как…

— Я верну тебя… Такие переходы опасны для людей!

И я проснулась. На этом мои путешествия вне тела прекратились. Если не считать снов… Я сделала вывод, что переступила грань дозволенного, и меня лишили такой способности в наказание за нарушение неких правил… Он же мне после этого случая сказал, что я слишком долго была в том мире, еще каких-то 10–15 минут земного времени, и я бы уже не смогла вернуться, войти в свое тело. Связь с телом оборвалась бы.

С каждым контактом понимание между нами было все успешнее. Потом Н. как-то спросил мое согласие на совместную работу. Речь шла о книге. И я согласилась. Меня никто и ничто не принуждало. Я была согласна помочь Николаю записать его книгу, так как понимала важность ее содержания. Мне же в ней было почти все известно. Не сам сюжет, а та жизнь, которая описывалась. Глубоко внутренне я это все знала и верила в существование потусторонней жизни. По-видимому, эти знания были во мне, но я не извлекала их из себя до определенного времени.

Как я «видела» картины того, о чем писала? Это были застывшие картины наподобие диафильма, но они очень помогали мне в работе. Изображение было цветным.

Что еще? Однажды Н. дал мне рецепт пасхального теста, как пекла его бабка, когда он был ребенком. Еще посоветовал, как солить капусту рассолом. И то, и другое получается очень вкусно и необычно.

Вы спрашиваете, верила ли я в существование загробного мира до этого моего контакта? Я не верила, а знала о его существовании и не только по опыту общения с Н… В этом письме я не стану описывать свои необычные «сны», как я их называю. Письмо и так велико.

Я еще никогда не писала таких больших писем…»

С уважением — Инна.

6 февраля 1997 г.

Сызрань».

Я поразился последней фразе Инны: не писала таких больших писем, а у самой за плечами роман почти в пятьсот страниц!

Зато эпизод встречи девочки-подростка с душой Николая я хорошо помнил из книги…

Книга очень понравилась кругу моих родных и знакомых. Помню, мой отец, человек военный, в прошлом коммунист и, как многие в нашей стране, воспитанный атеистически, с огромным интересом прочитал рукопись, принятую Инной. Вероятно, как всех пожилых людей, его тревожила эта тема — о жизни после смерти, и он постарался познакомить с книгой и мою матушку — они читали ее по вечерам вслух. Отец и мама задавали мне много вопросов, читали некоторые письма Инны, и, кажется, прониклись верой в то, что за порогом жизни все так и есть, так будет, как рассказал Николай Осеёв. Книга своей искренностью и непридуманностью вызвала у них глубокое доверие. Они пересказывали ее своим пожилым соседям по подъезду, а книжку Э. Баркер прочитали, по-видимому, все их знакомые.

У меня осталось ощущение, что мои родители значительно спокойнее уходили в тот мир именно из-за прочитанной повести о потусторонней жизни. Отец незадолго до смерти второй раз попросил у меня почитать книгу. Он окончил свой путь первым, в 80 лет, а мама умерла спустя полтора года. В последний день своей жизни мама так и сказала: «Я, сынок, умираю спокойно, без страха. Я верю, что там жизнь продолжается, и знаю, что там меня ждет наш папочка, — так звала она на закате жизни моего отца и своего мужа Степана Савельевича. — Только б мне попасть в тот же мир, что и он. Но я более грешна, у меня были аборты, а наш папочка был святым человеком…»

В более драматической ситуации помогла эта книга старшему брату той самой Ольги Душевской, заместителя редактора газеты, которая первой из моих друзей читала рукопись Осеёва. Ее брат умирал в 60 лет от рака. Умирал трудно, мучительно и в полном сознании. По-видимому, в какой-то момент ему стало невыносимо от безысходности положения, от боли и уколов, от тяжести мук, физических и душевных. Атеист по своим взглядам, не верующий ни в Бога, ни в ангелов, ни в черта, он однажды взмолился — попросил у сестры почитать что-нибудь из эзотерической литературы. И Ольга Николаевна взяла у меня эту рукопись…

Боже, что сделала с умирающим человеком эта книга!

«Геннадий, он так преобразился! — рассказывала Ольга о брате. — У него появилась в глазах надежда, он стал намного спокойнее, а главное, он обрел веру в будущее. Не в выздоровление, разумеется, а в ту потустороннюю жизнь, о которой прочитал. И, кажется, даже боль он уже переносил более стойко, чем до этой книги. Он уже не жаловался нам, а просто мужественно и