Отдельно, в нескольких километрах от основного польского стана разбил свой лагерь князь Иеремия. Он, хотя и выступил вместе с ополчением в поход, но под начало к региментарям не пошел, а остановился со своим, получившим пополнение, восьмитысячным войском отдельно. В его лагере не было слышно пьяных криков, все хоругви стояли в полной готовности к бою. Княжеские солдаты в кирасах и панцирях, все сплошь бывалые, испытанные в сражениях воины, не разделяли веселья основного войска, так как на собственном опыте испытали казацкую силу в недавних июньских боях с Кривоносом под Махновкой и Староконстантиновым.

Между тем, запорожский гетман, став укрепленным табором, не торопился начинать сражение. Он, ожидая прибытие татарского чамбула, проводил рекогносцировку местности, а также внимательно наблюдал за лагерем Вишневецкого, откуда опасался реальной угрозы. В первый же день казакам удалось захватить господство над греблей, которая разделяла оба войска и укрепиться на ней.

Днем 20 сентября произошла небольшая стычка, закончившаяся победой поляков. На второй день сражение продолжилось, но уже с перевесом казаков, а вечером в их стане началось ликование в связи с прибытием татар во главе с Карачи-Мурзой. Захваченные поляками в плен казаки дали под пытками показания о том, что к Хмельницкому якобы подошла орда из 40 000 татар, десятикратно преувеличив их действительную численность. Получив такие сведения, предводители ополчения вечером 22 сентября собрались на совет и решили отступать. К утру 23 сентября по польскому лагерю разнеслась весть, что вожди покинули войско, и в это время началось наступление казаков. Два польских полка были уничтожены, а остальные в панике и неразберихе обратились в бегство. Вишневецкий, не присутствовавший на совете, пытался остановить бегущих, но затем и сам отвел свое войско, сначала к Збаражу, а позднее во Львов. Решающая роль в Пилявецком сражении принадлежала Максиму Кривоносу, который со своими полками нанес по польскому лагерю удар с фланга, внеся сумятицу в ряды шляхтичей.

Победителям досталась огромная добыча: сто двадцать тысяч возов с запряженными в них лошадьми, огромное количество оружия и доспехов, серебряная и золотая посуда, всевозможная утварь, собольи шубы, персидские ткани, неисчерпаемые запасы спиртного и продовольствия. На всей территории от Староконстантинова и Острога, которые вновь были заняты казацким войском, до самого Львова не осталось ни одного польского гарнизона или воинского подразделения, все они спешили найти спасение в бегстве. У ног Хмельницкого лежала поверженная в прах гордая Речь Посполитая, оставшаяся не только без короля, но и без вооруженных сил, способных противостоять могучему натиску казацких полков.

Обо все этом Серко и Верныдуб узнали в начале октября от Хайима, хозяина постоялого двора, где они остановились.

— Вы не поверите, панове, — сокрушенно говорил он, постоянно приглаживая скуфейку на голове и тряся седоватыми пейсами, — дорога на Варщаву для Хмельницкого открыта, казаков нужно ждать со дня на день. Защитить нас некому, войска у ляхов нет. Ой, куда ж деваться бедному жиду, надо собирать все, что нажито непосильным трудом и бежать на север, может, туда они не доберутся.

— А чего ты так боишься казаков? — удивился Верныдуб. — Разве они звери какие? Это ляхам надо их бояться!

— Да разве ж пан не знает, — взвизгнул в ужасе Хайим, — что жиды для них первый враг? Верные люди рассказывают, что в Полонном запорожцы так лютовали, вырезая детей Израилевых целыми семьями, что кровь из окон рекой лилась. Нет, надо бежать, имущество не сохранишь, так хоть жизнь спасешь.

— Убежать никогда не поздно, — сказал Серко, — скрыться на Подляшье всегда успеешь. В тамошних лесах сам черт тебя не найдет. Но, может, Хмельницкий и не двинется на Варшаву? Воевать со всей Речью Посполитой ему не с руки.

— Ой, устами пана, да мед бы пить, — проговорил Хайим, понемногу успокаиваясь, — а все же к бегству готовиться надо.

Серко в своих рассуждениях оказался прав, но не совсем. Отзвуки победной пилявецкой битвы эхом прокатились по Украйне, вызвав новую волну крестьянских волнений уже непосредственно в пограничных с Малой Польшей районах. Воодушевленные победой народные массы требовали: «Веди нас на ляхов!» и гетману ничего другого не оставалось, как завершить процесс освобождения южнорусских земель взятием сдавшихся без сопротивления Константинова и Збаража, а затем вступить в пределы Галиции, где сразу же повсеместно вспыхнули восстания против поляков. В некоторых случаях во главе их стояли шляхтичи, как например, Семен Высочан, который привел Хмельницкому 15 — тысячный отряд.

9 октября войска Хмельницкого подошли к Львову — столичному городу Галиции, который к тому времени уже покинул князь Вишневецкий, торопясь в Варшаву на элекционный сейм. Длительная осада Львова не входило в планы запорожского гетмана, который стремился во время выборов короля быть поближе к столице Речи Посполитой. Поэтому, когда после взятия львовской крепости Высокий Замок, власти города предложили выкуп, Хмельницкий согласился принять 200 000 злотых за то, чтобы снять осаду. Эти деньги предназначались татарам, помогавшим казакам, но у жителей города, уже перед этим разоренных панами, бежавшими из-под Староконстантинова, нашлось лишь шестнадцать тысяч злотых. Остальную сумму пришлось возмещать товарами и драгоценностями. Безусловно, при этом самое тяжкое бремя легло на долю беднейших малоимущих слое населения, но ни гетмана, ни казаков это не волновало. С их точки зрения, население Львова являлось не южнорусским, а польским, поэтому и должно было платить контрибуцию. Сняв осаду, Хмельницкий 24 октября двинул свои войска к Замостью, где и остановился, ожидая результата выборов нового короля. Активных военных действий запорожский гетман более предпринимать не стал, как бы придерживаясь перемирия в одностороннем порядке, хотя (больше для видимости) и осадил Замостье — одну из сильнейших польских крепостей, вотчину Яна Замойского, шурина Иеремии Вишневецкого, женатого на его сестре Гризельде.

— А пан оказался прав, — с видимым облегчением говорил Хайим, рассказывая об этих новостях Серко, — похоже, дальше Замостья казаки не пойдут. Вон они уже даже своих депутатов прислали на элекционный сейм. Ходят слухи, что Хмельницкий настаивает на избрании королем Яна Казимира, пишет письма сенату, объясняя, что бунтовать не хотел, а виновниками всего случившегося выставляет черкасского старосту Конецпольского и воеводу русского.

Серко и Верныдуб знали, что на королевский трон изначально претендовали еще два кандидата — Карл Ваза, брат Яна Казимира, и трансильванский князь Юрий Ракочи. Но уже вскоре стало ясно, что будет избран Ян Казимир, так как Карл снял свою кандидатуру в пользу брата, а Ракочи поляки в качестве будущего короля всерьез не рассматривали.

— А когда должен состояться элекционный сейм? — поинтересовался Серко у всеведающего Хайима.

— Говорят со дня на день.