сидится ему дома или в Академии! Грин снова прищурился. Да глаз не ошибся – они смеются! Разговорчики, значится, у них там смешные идут… Около сердца молодого человека свернулось кольцами недобрая и холодная змейка. Смотреть на эти милования Грин не мог. Он затормозил свой шаг по крышам пакгаузов, а потом и вовсе перешел на их другую сторону. Теперь вместо Весенней набережной он видел торжище людское. Охотный ряд… Грин свистнул. А свистеть он умел знатно, от такого свиста плохо закрытые ворота открываются, а ветхие – падают. И что же? Десятки глаз повернулись к нему, и только Лит – к которому свист и был обращен – крутил головой, не понимая, кто это так лихо зарядил сверху. Пришлось заорать: "Лит!"

Теперь-то даже малыш увидел Грина и расплылся в улыбке. И заспешил к своему герою. Грин спрыгнул с пакгауза на шаткую деревянную крышу палатки, с неё на бочку, а с бочки на пыльную дорожку рынка. Он не обратил внимания на протесты торговки из палатки, которая сразу завелась: "Ишь, лазиют тут!", сцапал Лита и стал давать ему ценные указания. Их слышал только Лит, и никто более из любопытствующих, а таких на рынке в базарный день всегда полно.

Грин пришел к мадмуазель Нуар в некотором смешении чувств, ему очень многое нужно было от неё, а вот что он мог ей дать в качестве платы… но лучше ввязаться в бой, чем, не видя противника, себя накручивать. Привратник на входе, больше всего похожий на шкаф, слегка похлопал Грина по бокам, золото и железо (ножи и булавки) не зазвенело, тогда молодому человеку велели подождать на излишне пухлом диванчике, и только через полчаса разрешили войти в будуар. Полумрак и сильные ароматы окутали гостя… стены в шелках, а не как в обычных домах побеленные или обоями обклеенные, на светильниках курятся благовония. Нуар полулежала на мягком… Грин никогда не видел таких полудиванчиков, полукроватей, да он многое из антуража покоев этих забубенных никогда не наблюдал. Он не верил в предсказания по звездам, хрустальному шару, картам и уж конечно кофейной гуще. Ему нужен не лепет о будущем, а средства нужного будущего достичь.

– Здравствуй, Грин, с каждой весной ты становишься мужественнее… – Нуар приложила алые губки к мундштуку кальяна и в глубине его прозрачного пузика что-то забулькало. – Хочешь?

– Здравствуй, Нуар, я не курю.

– И не пьёшь?

– Если только стаканчик водки.

– С хлебушком и селёдкой? – улыбнулась Нуар.

– Спасибо, не голоден! – Грин держал дистанцию.

Нуар хлопнула в ладоши и что-то на тарабарском языке сказала высоченному чернокожему слуге. А может, это был и не просто слуга… Очень скоро в комнату вплыл мальчик, из одежды на нем болтались только шаровары. Он поклонился Нуар, а перед Грином поставил серебряный поднос со штофом водки. Грин сказал спасибо и хлопнул водку, не закусывая, хотя мелко порезанный лимон на блюдечке имелся. Нуар всасывала и выдувала дым, и улыбалась, глядя на Грина. Молчание затягивалось и молодому человеку с улицы становилось душно в этой роскошной комнате с этой роскошной женщиной, которая так не похожа на Риту.

– Мне нужен ром, то есть у меня есть ром и добрый ром… нужно сделать так, чтобы он гарантированно валил с ног… но не сразу, часа через два после первого глотка… так чтобы выпившего вырубало на ночь или на сутки…

– Как много условий ты ставишь… – Нуар подмигнула Грину, – всем девушкам или только мне?

– Назови цену.

– Это зависит от того, зачем тебе нужен такой ядрёный ром.

– Это секрет.

– Больше всего на свете я люблю секреты… – в её аккуратно подведенных тушью глазах, читалось нечто большее, чем просто тяга к тайнам. – А вдруг ты хочешь устроить покушение на нашего мэра?

– Мэр мне не интересен.

– Герцога Ардо?

– Пускай идет лесом.

– Но ведь и не на грузчиков в порту и не контрабандистов с Лихого острова ты потратишь этот чудной ром?

– Обойдутся.

– Люди в мундирах?

– Возможно.

– Обожаю военных, но меньше чем тайны, которые хранит это пламенное сердце.

Грин не уловил этого движения – Нуар из расслабленной и томной красавицы вдруг превратилась в красавицу стремительную, как… кобра, хотя кобры… кажется, не так быстры и уж точно не так… горячи… её рука уже шарила у него по груди…

– Дай послушать, как оно бьётся… – она прильнула к нему, – …не обо мне…

Грин стал глубже дышать, а когда стало и вовсе невмоготу, произнес:

– Нуар.

– Тс-с! – её обжигающее дыхание коснулось уха Грина, а потом её губы вытянулись и…

Он отпрянул.

– Я хочу добыть серебряную лилию! – лучше потерять секрет, чем потерять себя.

Нуар резко повернулась, ткнула в один из балдахинов пальцем и произнесла таким холодным тоном, что Грину стало несколько легче:

– Ты этого не слышал! А теперь вон!

Балдахин заколебался. Нуар, видимо, отсчитала положенное время для убытия кое-кого в секретные покои, и снова повернулась к Грину.

– Это слова не мальчика, но мужа. Ты хочешь подарить серебряную лилию девушке?

– Тебя интересует имя?

– Никто не знает на улицах Гиля, что добрая половина молодых людей, из тех, кто не посещает меня… – она стала обмахиваться веером и хитрющее смотреть поверх него на Грина, – вздыхает по… Марго… или как там её зовут… – пальчики Нуар небрежным перебором отмахнули имя Марго подальше от своей хозяйки.

– Рита.

– Ах да, такое простонародное имя. И вот эта счастливица на своё шестнадцатилетние получит серебряную лилию. Дар достойный королевы, хотя, кажется, наша королева его ни разу так и не удостоилась. А хочешь, погадаем на картах, выйдет она за тебя или нет?

– Нет, мне нужно зелье, зелье, которое не заметно в роме и гарантировано валит с ног…

– Охранников герцога Ардо, – договорила за Грина гадалка. – А догов ты не боишься?

– Разберусь.

– Шик-Ардо! – она улыбнулась и её глаза сверкнули гораздо ярче золота. – А ты не подумал о том, что я могу проговориться герцогу и тогда получу увесистый кошель золотых?

Грин ничего не сказал, он просто посмотрел на Нуар, мол, оно тебе надо?

– Ты просто джентльмен, не стал грозить беззащитной девушке… которая и сама недавно задула на торте шестнадцать свечек…

Конечно, если не смотреть на гусиные лапки морщин около глаз, то Нуар можно дать 30 лет, а то и все 25, а льстецы дали бы и 19, но вот пачпорт или уголовное дело… вот там цифры совсем другие стоят. И не вопиют.

– Не буду тебя больше пытать, вижу незамужние шатенки тебя не интересуют,