– Никто не знает.

– А собаки?!

– Отвлеклись на сучку… это колли, на её ошейнике надпись: Нелли.

– Узнать кто хозяин.

– Уже узнали – это собачник Йохан.

– Знаю его. Что говорит?

– Клянется, что колли у него купил молодой дворянин в маске.

– Кто?

– Йохан не опознал ни один портрет.

– А что же хваленые охранники, тоже отвлеклись на сучек?

– Никак нет. Упились ромом, скорее всего, в него подмешали зелье, но какое – сейчас трудно сказать, рома совсем не осталось для анализа у наших алхимиков.

– Всех построить во дворе! – прорычал герцог.

– Слушаюсь! – начальник охраны был очень рад, что остался жив (хотя бы на время), а мундир можно и поменять, если кровь не отстирается…

Ардо оделся сам, послав ко всем чертям слуг, сел на любимого вороного, доехал до озера, там спешился. Подошел к Погодину.

– Ты видел его, и он тебя не убил.

– Всё так, хозяин.

– Так что, у тебя стало два хозяина?

– Я служу только тебе. Но это был божий человек, а супротив Бога я даже ради вас не пойду.

– И он сам полез в озеро и срезал лилии?

– Никак нет, хозяин, это я срезал для него.

– За какие такие заслуги? – Ардо еле сдерживался, чтобы не пришибать Погодина рукояткой кнута.

– Он божий человек.

– А если он завтра придет и снова попросит тебя срезать две лилии? – сжимающие кнут пальцы побелели.

– Он больше не придет.

– А другие божьи человечки?

– Других тут нет. Да и не нужны лилии божьим людям.

– А этому?

– Не разумею.

– Остальные цветы не пострадали?

– Что вы хозяин, нечто я не знаю, как лилии срезать?

– А точно лилии срезаны, или с корнями из озера вырваны? – герцог осекся, он понял, что задал лишний вопрос.

– Хозяин, если вы мне не верите, то тогда пошто спрашиваете?

Ардо знал, что Погодин никогда не говорит неправды, ни хозяину, ни кому другому.

– Опознать сможешь своего божьего человека?

– Смерть приму…

– Что?

– Смерть приму…

Ардо плюнул, вскочил на коня и дал шпор. Вороной и так был горяч, а от этих чувствительных для самолюбия ран понес во весь дух. Около замка выстроились горе охранники, у некоторых дрожали коленки, головы болели почти у всех – 30 горебойцов и один горесержант. Герцог счел, что виноваты все, но страшнее, когда вина настигает выборочно.

– Повесить по периметру парка сержанта и каждого пятого, а из собачников – каждого третьего.

И приговор тут же привели в исполнение, так и повисли на веревках сержант, шесть охранников и три собачника…

Ардо вызвал к себе начальника гвардии и адмирала флота. Поставил задачу взять Гиль в осаду. Всех впускать, но никого не выпускать, ни мэра, ни самого короля, если вдруг здесь появится. И военные сей приказ выполнили в точности. Можно сказать скрупулезно.

Герцог спустился в подвал замка. Там в прокопченной камере пыток давал показания Йохан. Ноги его заковали в колодки, пока палач не больно-то их искалечил, так для проформы повернул винты до жесткой фиксации "мяса". Увидев герцога, Йохан взмолился:

– Мессир, не вели казнить, вели слово молвить!

– Говори.

– Кабы я знал, что этот паскудник для такого дела мою любимицу покупает, да неужто бы я вас не предупредил?! А он с толку сбил, сразу цену в два раза больше рыночной предложил, сказал, что его избранница очень любит колли и обязательно девочек… так она сучек величает, наплёл, значит с три короба.

– И ты продал?

– Нет, ещё поднял цену. Думал, откажется. А он по рукам ударил. Что же мне было делать?

– А ты не подумал, для чего ему понадобилась твоя колли Нелли?

– Так, когда думать, высыпал он, значится, золото на стол… кучу целую… ведь на эти деньги… нет, вам этого не понять, у вас же всё есть.

– У меня нет двух серебряных лилий! – вскипел герцог. Ардо мерил пыточную шагами, а Йохану уже серьёзно примерил колодки палач. После стонов и криков собачник спросил:

– А что доги друг друга сильно покусали?

Ардо невесело усмехнулся. Вопросы здесь задавал только он:

– Как был одет покупатель?

– Богато, я уже говорил…

И Йохан ещё раз повторил описание портрета незнакомого дворянина. Герцог спрашивал, сверял слова с тем, что было написано в протоколе допроса. Потом подошел к Йохану, постучал по колодкам.

– Готов всю оставшуюся жизнь с культяпками пролежать?

– Ваша милость, да если бы я знал, где этот гаденыш, так я бы ваших орлов первым на него навел, да я бы носом землю рыл…

– Пока оставить в колодках, еды и воды не давать. Может, ещё что вспомнит…

Йохан сник, но ничего не стал просить. Герцогу понравилось, что Йохан поинтересовался судьбой догов, но не понравилось всё остальное.

Мэру вольного города Гиля доложили в общих чертах.

– И весь этот сыр-бор из-за двух цветков? – мэр завтракал и до конца не верил, в осаду, в блокаду, в бурю и натиск.

– Говорят, серебряные лилии настолько красивы, что человек их увидевший, теряет волю, – советник сказал всё, что знал, всё-таки он был советником, а не ботаником.

– Просто таки оружие массового поражения, – мэр нанизал на вилку тонкий ломтик ветчины. – А мы не можем эту блокаду как-то прорвать?

Вилка сделала выпад вперед, тонкий ломтик ветчины затрепетал.

– Сил милиции на это не хватит, – полковник этой самой милиции развел руками, он привык к фуршетам, к балам, к взяткам, к разврату с малолетними девочками и… а вот к осаде он не привык.

– А стены хотя бы оборонить сможете?

– Пару месяцев продержимся, – полковник так это сказал, что мэр перестал быть уверенным даже в месяце осады. Да и две недели срок непереносимый – устрицы перестанут поступать… мэр скомкал салфетку и в сердцах швырнул помятый белый стяг на пол.

– Объявите о всенародном собрании на площади у ратуши.

И из столовой удалились мудилы-помощнички, наполненные чувством долга, который необходимо выполнить в срок.

– И какой костюм мне надеть? – спросил раздосадованный и потому плохо соображающий мэр у супруги.

– Самый скромный. Тёмный, но не траурный.

– В самую точку, Мумусик! Как всегда! – и градоначальник поцеловал Мумусика.

В скромном, тёмном, но не траурном костюме, мэр вышел к народу. Его щеки обвисли. Скорбь владела щеками…

– Друзья, сограждане, жители вольного города Гиля, братья и сёстры! – смотрящий за городом так проникновенно это произнес, что сам от своих слов расчувствовался и чуть не всплакнул. – Сегодня я хочу объявить о том, что я слагаю с себя полномочия мэра, ибо не могу более гарантировать вам ваших прав и свобод.

Народ зашумел,