она теряет сознание её обливают водой – никаких шансов избегнуть боли в спасительном небытии. Палач герцога своё дело знает. Одно слово – мастер.

И вот дочка не только в соплях и слезах, но и в крови. А отец не бледен, а уже сер лицом. Только толка нема. Ардо слышит уже знакомую сказочку: и сами мы ни при чём и не знаем, кто виноват и что делать.

– Осаду с Гиля не снимать. Клаппа с дочерью посадить на корабль и высадить в диких землях у окраинных столбов. Ты купец, наверное, надеешься на своё золото. Так вот, его у тебя уже нет и никогда не будет. – Герцог обратился к прикормленной банде своих финансистов: – Всё имущество Клаппа пустить с молотка и направить на благотворительность. Все счета в заморских банках арестовать. И объявить, что если кто поможет изгнанникам, он станет моим личным врагом…

Эти известия Клаппа добили. Когда его уводили, он еле ковылял. Купец знал, что такое слово герцога Ардо. Сам-то он бывал и в пустынях и на дальнем севере и на диком берегу делишки кое-какие обделывал. Но дочь любимая… не знаешь сразу что лучше – чтобы она добралась живой до этих проклятых земель, или…

Загодя Рита объявила, что будет справлять День рождения на Вересковых холмах. И присовокупила: можно приходить без подарка, но обязательно с хорошим настроением, потом подумала и уточнила: дарить живые подарки не надо. Она переживала пропажу рыжего кота – безымянного бандита с большой дороги (одно ухо порвано), а может, предчувствовала, что ей предстоит скорое и долгое путешествие, а в подобных обстоятельствах не нужно обременять кого-то из друзей своими птичками-рыбками-котятами.

И вот настал тот самый день… караван, состоящий из юношей (некоторые из них уже начали лысеть) и девушек (некоторые из них уже успели развестись, и не один раз) топает по направлению Вересковых холмов; желающие праздновать растянулся шагов на сто. Так всегда бывает – вроде компания одна и практически все друг друга знают или знают того, кто знает другого… но как цельный организм состоит из двух рук, двух ног, двух ух… в общем каждая компания норовит разбиться по принципу: каждой твари по паре. Так и топали золотым солнцем озаренные от Гиля до Вересковых холмов.

Как прекрасна Рита сегодня! Ух… шаловливые лучики солнца пробивались сквозь её золотые кудри, от такой картины сердца окружающих сжимались… Короткое зелёное платье облегало фигуру красавицы и от этих изгибов сердца сжимались ещё больше, хотя хирурги сказали бы, что это просто невозможно. А разрез на юбке? Его же надо было видеть! К тому же Рита боса и её босые загорелые ножки выделывали с сердцами наблюдателей такое, что не снилось даже патологоанатомам.

По пути Рита не преминула попробовать ягоды из лукошка Грина. Пробовала не только она, но и подружки, да и парни нет-нет да и норовили облегчить корзину. Понятно, что и вопросы задавали: а ты чего подаришь – ягодки? Грин лишь улыбался. Мол, скоро увидите.

И вот Вересковые холмы, а точнее один из них, принял на время веселую компанию. Дружно расстелили скатерти, накрыли "поляны" и пошел пир на весь честной мир. Угощение простое, но голод в купе со свежим воздухом – лучшие приправы к жареному на огне мясу, к овощам и фруктам, к легкому домашнему вишнёвому вину, а также к копчёному окороку, который приволок цыган Яшка (и бесполезно спрашивать, знает ли хозяин окорока, где состоится веселая панихида по этому знатному куску мяса). За именинницу – тост первый. За родителей – второй. Седьмой – за любовь. А дальше никто не считает…

Без малого парада тщеславия, впрочем, не обошлось. Да, мужчины не только добытчики, но и спортсмены, важно не только убить мамонта, но и первым принести лучший кусок в пещеру к суженой-ряженой в шкуры обернутой. Рита принимала подарки и одаривала поцелуями. Она не особо любила подобные телячьи нежности, всё-таки давала ещё знать о себе проведенная на улицах юность, но уже и молодость – пора любви – брала своё. То ли после бокала вина, то ли от обилия восхищенных взглядов щёчки её порозовели, да и ушки порозовели. Очаровательно порозовели. И восхищение во взглядах неравнодушных наблюдателей только усилилось!

Начнем по алфавиту: Александр подарил Рите бусики. Он был в затруднении на счет подарка, и Рита сама подсказала, мол, давно она мечтает о таких. Александр – он парень своего слова – принес те самые, красные, а ведь мог принести зелёные, или розовые или даже белые. Мужчины мало что понимают в бусиках и в цветовых оттенках. Рита поцеловала Алекса и он стал счастливым. На очень короткое время, а точнее до момента, когда свой презент подарил Роберт… (тут будем идти не совсем по алфавиту, но что поделаешь – интрига прежде всего).

Роберт подарил медальон. Вот о таком даре подумывал и Грин. Только Грин вряд ли бы смог такой украсть. А Роберт нашёл денег, что при богатых родителях не трудно, и нашёл место, где водились подобные изящные безделицы. Золота Рита не носила категорически. Посему медальон был серебряный, с чернением, работы неизвестного мастера, стариной от него веяло, сейчас в век ширпотреба таких уже не делают. Внутри в одном окошечке портрет Риты… а другое – свободно. Наверное, Роберт его оставил "под себя"… И Рита поцеловала Роби, и этот поцелуй дал ему надежду, и он стал счастливым… до момента, когда свой подарок вручил…

Меченый. На самом деле у него аж целых три имени, потом шла частица "де" и известная в аристократических кругах фамилия – Клонси. Род этот не очень богат, но зато уходит в такие седые времена, когда герои боролись не друг с другом, а с драконами да великанами. Но на улицах он просто Меченый. Он не зазнавался своим происхождением. И в авантюрах участвовал наравне со всеми. А Меченым его прозвали за выемку на чистом и высоком лбу. Как будто капелька кислоты упала и оставила лакуну на коже. Меченый наклонил голову, как делал всегда, когда предстояло что-то важное, достал альгийский пояс и протянул Рите. Та дар приняла, цокнула языком, оглядывая эту изящную вещицу, тут же надела на себя… тонкий поясок подчеркнул точеную талию и завистницы про себя охнули! Раскрасневшаяся красавица наградила Меченого поцелуем. Пожалуй, самым жарким из всех…

В свою очередь Олаф подарил Рите небольшую картонку. На ней темнела ночь, переплетались меж собой завитки гильских улиц, висячие мостики пронзали воздух меж башен, а луна улыбалась в виде