конечно, всем джентльменам подавай блондинок! Я помогу тебе с ромом, он будет пахнуть как самый лучший ром и валить с ног, но не сразу, в зависимости от веса человека его на грудь принявшего… после первого глотка он через два часа будет клевать носом, и гарантированно храпеть через три… Только вот, о щедрый Грин, – тут её глаза сузились, – в качестве платы ты принесешь мне всего одну…

Молодой человек приготовился к худшему…

– …серебряную лилию! – вот теперь стерва улыбалась искренне, а кальян особенно ехидно забулькал.

Грин выдохнул, с одной стороны, это была слишком высокая цена, с другой стороны, цена, которую он мог себе позволить (если будет жив, конечно, но это условие не могло отменить сделку).

– Нуар, я принесу тебе лилию, но скажи и ты, зачем она тебе?

– Не думай, я не какая-нибудь глупая блондинка, я не заколю её себе в прическу, не поставлю в вазу… о нет! – Нуар усмехнулась и от этой улыбки в комнате стало холоднее, – я упакую её в самую дорогую подарочную бумагу, что продается в Гиле, и внутри роскошной коробочки пошлю с мальчиком, ты его видел, у него, кстати, нет языка, а пошлю я этот бесценный дар дочке купца Клаппа. Как-то раз, она посмеялась надо мной, и не заплатила за гадание.

– А ты не забыла, – Грин, будь он постарше, этих слов гадалке бы не сказал (да и тому невидимому свидетелю, который вернулся за балдахин).

– Память девичья, порой, крепче бриллианта… но вот в чем смех, ударишь молотком бриллиант и останется только пыль… – она опять оказалась около Грина, и её руки взяли в плен его шею. Слишком много чести для пацана с улицы. Пришлось освободиться от захвата, в котором многие мужчины мечтали бы оказаться.

– До скорого, Нуар. Мой человек придет за зельем. А потом я приду с лилией.

– Ты веришь в свою звезду, о преданный Марго Грин?

Грин улыбнулся Нуар, про себя подумал: «даст Бог!» Но ничего не сказал. Поскольку гадалка стояла на его пути к выходу, он обхватил её тонкую талию своими руками, поднял, и перенес назад. Она успела поднять ножку, с которой свалилась ажурная туфелька, на другой ножке зазвенел золотой колокольчик на не менее золотой цепочке. А ещё произошёл долгий поцелуй, такой, что до разрыва легких. Опасное это дело, к гадалкам ходить…

Нет ничего хуже, чем ждать и догонять. Но ждать, когда ты влюблен хуже всего. Грин ходил по пустырю и пинал камешки, которые нет-нет да попадались в непричесанной мётлами дворников пыли. Наконец-то его верный "оруженосец" Лит прибежал, он запыхался и раздувался от переполнявших его новостей.

– Ну? – Грин подстегнул мальца, чтобы он рассказывал сразу главное, а не ходил вокруг да около. Куда бегал Лит он знал, кого он мог встретить по дороге – от бездомной дворняги до эскорта герцога – его пылкое сердце мало интересовало.

– Я знаю, что Меченый подарит Рите! – выдохнул Лит.

– Говори, – Грин замер. В сказках сказывают, что вот так примерно замер Цезарь, видя впереди неспокойные воды Рубикона. Правда, зачем ему нужно было переходить эту речушку, ведь Клёпа жила за морем? Неведомо. Впрочем, сказки вообще часто алогичны.

– Ему сегодня привезли посылку из самой Окраины.

– Посылка, наверное, была закрыта, как ты узнал, что внутри?

– Большое дело, младшему брату Меченого по зарезу был нужен мой крючок с красной мушкой… таких нигде не продают, ты же знаешь.

– Ты мастерски их делаешь. Дальше.

– Ну, я и выменял крючок на…

– Что в посылке?

– Настоящий альгийский пояс! – выдохнул Лит.

Грин потёр подбородок. Ну что ж, достойный дар. Рита не приняла бы золота и тем более драгоценностей, а вот изящный кожаный поясок, говорят, они бывают с секретом… и ещё мастера, что их делают в каждый вкладывают один добрый сон и этот сон обязательно приснится владелице…

– Лит, ты молодчина!

Малец расплылся в улыбке. Его герой его похвалил, что может быть лучше для мальчишки? О! Кое-что может.

– Это мне?! – Лит не верил глазам своим.

– Тебе, только дай мне медный грош взамен, а то мы поссоримся, а мне бы этого не хотелось…

Лит зашмыгал носом, одной рукой он сжимал драгоценность, а другой нетерпеливо шарил в бесконечных карманах своих многократно порванных и заштопанных заботливой маминой рукой штанов. Наконец он нашел медяк и протянул его Грину. Тут уж он двумя руками схватился за… настоящий сырный нож! Их только называют сырными – на самом деле сыр ими режут редко, это ведь универсальные ножи, в каждом восемь, а то и двенадцать лезвий на все случаи жизни, и штопор есть, и шило и открывалка, чтобы пивную пробку поддевать… Грин потрепал Лита по вихрам и улыбнулся, как мало надо человеку для полного счастья! А потом нахмурился и вздохнул, потому что человеку для счастья порой нужно слишком много…

Есть мнение, что первая любовь не опытна. Интересно, что делает сердце опытным – годы или цинизм, а может, быть упадок чувствительности? На такие темы редко рассуждают в вольном городе Гиле. Разве, что студенты, но кто их слушает, кроме таких же молодых шалопаев?

Согласно утвержденному плану Лит должен был прокатить тележку с бочкой рома перед будкой охраны парка… прямо сейчас или минут так через пяток, только вот сердце то стучит, сердце колотится и оно не железное, ему всего семнадцать лет. Отмашка! Мальчишка делал свое дело справно – он налегал на ручку и тянул, пыхтел, топал босыми пятками по грунтовой дороге, да только вот никто из охраны этих потуг не замечал. Так он бочку до леса дотянет. Грин прокашлялся и заорал хриплым голосом:

На златом песочке я Марусю встретил

в розовых чулочках, талия в корсете.

Эту песню пел забулдыга Ферди, который плохо кончил – однажды зимой напился до состояния риз, упал в балку и замерз. Из тысячи песен Грин почему-то сейчас выбрал именно эту. На нестройный ор дверь будки отворилась, и оттуда выглянул молодой увалень, затянутый в мундир и портупею. Грин сделал вид, что шатается и, продолжая горланить, направился от будки далече. А вот Лит продолжал упорно тащить тележку прямо по дороге, которая проходила ой как рядом с постом… он остановился, только тогда, когда нога охранника уперлась в борт тележки.

– Шкет, ты куда прёшь эту бочку? – охранник почуял не неладное, а наоборот – ладное.

– К отцу, – Лит утер соплю, которая всё время вылезала из его носопырки.

– А отец кто?

– Лесник.

– А в бочке что?