– Но очень и очень несобранный, –продолжала Олеся Константиновна, – еще ни разу не сдали книгу вовремя.Честно говоря, это немного напрягает издательство, мешает его ритмичной работе.Вот поэтому я решилась дать вам один совет, организационный. В ваших рукописях,как правило, около трехсот двадцати страниц.

– Триста пятьдесят, – пискнула я.

– Хорошо, – кивнула редактор, –и работаете вы над повестью три месяца.

– Да.

– Триста пятьдесят, – защелкалакалькулятором Олеся Константиновна, – разделить на девяносто дней,получим.., получим.., примерно четыре страницы. Если вы ежедневно станете ихписать, то через три месяца безо всякого напряга и мучений получится детектив.Вам ясен ход моих рассуждений?

– Более чем, – кивнула я – Ну и как?

– Прямо завтра примусь за планомернуюработу.

– Вот и здорово! – повеселела ОлесяКонстантиновна. – Кстати, Смолякова именно так и поступает. Правда, онавыдает за сутки по двадцать листов текста формата А-4, но нельзя от всехтребовать подобной работоспособности!

Придя домой, я, горя желанием хоть отдаленнопоходить на Смолякову, уселась за стол и уставилась на стопку кипенно-белых,абсолютно чистых листов бумаги. Сначала сгрызла два карандаша, потом сломаланесколько ручек, сходила попить чаю, промучилась еще несколько часов, но так ине выдавила из себя ни строчки.

Ну не понимаю, каким образом госпожа Смоляковавыдает ежедневно на-гора столько текста.

Может, она и не живой человек вовсе, а робот?

Решив отложить начало новой жизни на завтра, яплюхнулась в кровать и заснула. Но ни в пятницу, ни в субботу, ни в воскресеньекнига не писалась. По расчетам Олеси Константиновны, у меня сейчас должно ужебыть шестнадцать страниц, а на самом деле кипа листов так и осталась девственночистой. Может, лучше создавать в день по восемь страниц? Тогда я пока ещепобалбесничаю, а потом как сяду, как схвачусь за ручку да как напишу! Воттолько о чем? Ну скажите на милость, где Смолякова нарывает сюжеты для своихкниг?

В воскресенье вечером, побывав у Лариски, язаснула в самом отвратительном настроении, дав себе честное слово проснутьсязавтра в шесть утра и кинуться к письменному столу. И вот пожалуйста, менявытаскивает в семь сорок пять из-под одеяла нахалка, спрашивающая противнымголоском, не разбудила ли меня.

Да мне давно пора работать!

– Извините, если нарушила вашпокой, – неожиданно пропищала трубка.

– Ничего, – рявкнула я, – мы,писатели, в это время уже пишем.

– Ой, простите.

– Не беда.

– Когда вам можно перезвонить?

– Говорите сейчас.

– Не хочу мешать творческому процессу.

– Ерунда.

– Право, мне неудобно, назовите время.

– Да зачем вы звоните!

– Ой, не сердитесь!

– Мне и в голову не пришло сердиться.

– Меня Юлей зовут.

– Очень приятно. Виола.

– Да знаю, – хихикнула Юля, –ну вот, теперь мне влетит.

– От кого и за что?

– От Архипа Сергеева!

– Это кто такой?

– Вы не знаете?!

В голосе Юли прозвучало такое удивление,словно она произнесла слова «Иисус Христос», а я не поняла, о ком идет речь.Неожиданно я обозлилась на наглую девицу: ну с какой стати мне всех знать!

– Понятия не имею об АрхипеСергееве, – рявкнула я – Вот! Вы таки рассердились, – занылаЮля, – теперь откажетесь прийти, а меня уроют.

Я тяжело вздохнула. Ситуация прояснилась. Юлянебось работает администратором на телевидении, и в ее обязанности входитприглашать гостей в шоу. Меня же с некоторых пор начали звать на всякиепередачи. Правда, центральные каналы и примкнувший к ним СТС не жалуют госпожуВиолову, очевидно, не считают ее достаточно популярной. Зато у кабельного телевиденияя нарасхват и являюсь теперь звездой телеэкрана, так сказать, третьейкатегории.

– Что у вас за мероприятие?

– Жутко интересное!

Ясно, боятся, что проект провалится, и потомуначинают с персоны, которая не очень будет злиться, если передача не пойдет вообще.Масса программ умирают на стадии так называемого «пилота», и звезды крайненеохотно идут на подобные эксперименты. Потратишь три, четыре часа – и всевпустую. Пресс-атташе «раскрученных» артистов, как правило, спрашивает:

– Ваша программа уже стоит в сети? Нет?Тогда мы не придем.

Но мне, только-только делающей себе имя, непристало кривляться, поэтому я со вздохом сказала:

– Хорошо. О чем речь пойдет?

– Это просто.., ну, нужно поболтать.

– Тема какова?

– Ну.., о песнях.

– О песнях? Юля, вы меня с кем-топерепутали? Я пишу детективы.

– Нет, – обиженно ответиладевушка, – хотя частенько я перевираю чужие имена. Но вас хорошо знаю.

– С какой стати мне говорить об эстраде?

– Ваша последняя книжка о певице.

– Не совсем верно. Там просто в самомначале убивают примадонну, которая некогда пела на сцене.

– Вот видите! – оживиласьЮля. – Наша темочка!

Неожиданно во мне проснулся интерес.

– А что, за кулисами часто кого-тоубивают?

– Физически нет, – охотно ответилаЮля, – но гадостей могут кучу сделать, ну, допустим, насыплют вам в туфликрупную соль.

– Зачем?

– абсолютно искренне удивилась я.

Собеседница захихикала:

– Ну а вы попробуйте, напихайте соли себев ботиночки и походите. Она сначала ноги натрет, а потом растворится, и ссадиныбудут огнем гореть.

– Вот ужас!

– Ага. А теперь представьте, что в этотмомент вы по сцене скачете! Ой, вы лучше скажите – придете?

– Куда?

– Сегодня вечером, в зал «Рондо», кдевятнадцати часам.

Я изумилась до крайности.

– «Рондо»? Но это же одна из самыхкрупных площадок Москвы, думаю, очень дорогое место.