– В каком? – зачем-то уточнила я. Как будто пыталась подловить подругу на мелочах.

– В «Акварели». Он сказал, что ему там кухня нравится.

– Сказал? Вы с ним разговаривали уже что ли?

– Ага! По телефону. Он мне номер мобильного дал, и мы с ним уже несколько раз болтали.

– То есть, поговорить с ним есть о чем?

– Ага, – согласилась Лариска. – А второй – художник. Такой интересный! Он мне такие письма пишет – обалдеть!

Мариша обреченно смотрела на оживленно жестикулирующую Ларку. Если бы я не знала их обеих, можно было подумать, что Мариша изо всех сил презирает эту наивную дурочку. Но я точно знала, что Ларка совсем не дурочка, а просто восторженная тетка средних лет, до сих пор не нашедшая своего счастья. Правда, справедливости ради, надо сказать, что Лариске никто не давал ее тридцати с хвостиком из-за сохранившейся девичьей легкости и неподдельного интереса к жизни, которым она просто искрилась.

А Мариша, хоть и была немного младше Лариски, относилась к ней с какой-то совершенно материнской нежностью и по-настоящему переживала за нашу непутевую подругу, когда та вляпывалась в очередную душевную неприятность. За несколько лет у Мариши выработался своеобразный нюх на Ларкины душевные неприятности. И в то воскресенье Мариша, глядя на восторженную Ларку, опять почувствовала, что добром это не кончится.

Если бы я, балда, отнеслась к Маришиным предчувствиям серьезно. Помогла ей отговорить Ларку от безумной затеи. Увы, тогда эти опасения показались мне полной ерундой.

– Когда-нибудь ты нарвешься на маньяка, – мрачно предрекла она Лариске. – Не говори потом, что я тебя не предупреждала.

Маришка от души затянулась сигаретой и стала сосредоточенно тушить ее о стенку импровизированной пепельницы.

– Наташ, а давай я тебя с нашим Лешей познакомлю? Не пропадать же добру!

– С каким Лешей? С тем, что недавно развелся? Это уже в который раз?

– В третий.

– Вот то-то и оно! Сдается мне, что это стало его безобидным хобби. Зачем мне мужчина, которому нравится разводиться?

Мы уныло замолчали.

Если бы кто-нибудь спросил, что меня привлекает в моей работе, я бы ответила, не задумываясь: «Свободный график». Работаю я менеджером по рекламе. Или, как предпочитал называть нас мой прежний шеф, менеджером по продаже рекламных возможностей. Пять лет назад я устроилась на эту суматошную должность в только-только начавший издаваться журнал. К моему немалому удивлению, продавать «рекламные возможности» у меня получилось, и – не буду скромничать – очень даже неплохо. Журнальчик наш, от которого я, испорченная чтением более-менее осмысленных текстов, не ждала ничего хорошего, неожиданно отвоевал себе место на витринах киосков, торгующих прессой. Учредители нашего агентства, трое недавних сокурсников, постепенно освободились от предчувствия неминуемого краха своего предприятия, расслабились и начали потихоньку приучать себя к образу жизни богатых людей. Года через два к журналу, с которого все начиналось, добавилась еще пара газет такого же невнятного содержания, и мы стали гордо называться издательским домом. Число рекламодателей, с которыми я работала, увеличивалось, зарплата моя росла, график работы был свободным – я успевала и по магазинам пройтись, и выпить кофе в полупустой по случаю разгара рабочего дня кофейне, и заскочить к Ларке, чтобы послушать очередную ошеломляющую новость.

Все было хорошо. Жизнь была размеренной, работа необременительной. А я чувствовала себя несчастной. Мне было скучно жить размеренной жизнью. Все чаще я вспоминала те благословенные времена, когда журнал наш только появился, уговорить кого-то разместить в нем рекламу стоило мне невероятных усилий, денег вечно не хватало. Но как же я тогда была довольна собой! А человеку нужно время от времени быть довольным собой. В конце концов, я пришла к выводу, что не хватает мне именно неопределенности и неуверенности в завтрашнем дне. Видимо, это какая-то форма мазохизма. Мне хотелось обязательно что-то поменять в своей жизни, причем, в худшую сторону.

В этот переломный момент и возник у меня на горизонте Валера – практически случайный знакомый, задумавший тоже издавать журнал (А чем он хуже других?!). Валера, полный радужных надежд, предложил мне возглавить у него рекламный отдел, и я моментально согласилась. Видимо, скоропалительность судьбоносных решений уже тогда меня привлекала.

В общем, год назад я распрощалась с обескураженной моим решением троицей директоров (между собой мы их называли «три толстяка», хотя лишним весом был обременен только один из них), и перешла на работу к Валере. К немалому моему удивлению, мой уход три толстяка дружно восприняли как личное оскорбление. И даже обиделись, хотя я, хоть убей, не могла понять, на что.

Четверг я запланировала себе как относительно свободный день. С утра появилась на рабочем месте – так, на всякий случай, чтобы коллеги не забыли, как я выгляжу – попила с девчонками чайку, поговорила о погоде, которая оказалась неожиданно теплой для середины мая, и ближе к полудню собралась потихоньку слинять под благовидным предлогом. Очень мне хотелось, раз уж такая удивительная погода, погулять по историческому центру города, полюбоваться на бывшие купеческие дома в дымке молодой листвы и только-только зацветающих ранеток.

Надо сказать, что центр города у нас вообще очень уютный, а в мае – просто сказочный. Пейзаж, вполне подходящий для того, чтобы возвращать себя к жизни.

Маришин звонок застал меня уже в дверях.

– Тебе Лариска сегодня не звонила? – без всяких приветствий поинтересовалась обычно очень церемонная Мариша.

– Нет. А должна была?

– Откуда я знаю! – Мариша заметно нервничала. – И не заезжала?

– Да с чего бы ей ко мне заезжать? Тебе это зачем? Случилось чего?

– Пока ничего не случилось. Ладно, мне некогда. Я тебе перезвоню.

Я пожала плечами, совершенно забыв, что Мариша меня не видит, и решила ничему не удивляться. Мало ли! Может, у человека на работе неприятности. Или дети двоек нахватали к концу года. Да и в конце концов, имеет Мариша право на плохое настроение? Еще как имеет! Тем более, сказала, что перезвонит. Вот когда перезвонит, я и поинтересуюсь, почему она даже здороваться забывает.

Перезвонила Мариша после обеда. Я, нагулявшись к тому времени до гудящих ног, сидела в парке на скамейке, ела мороженое и размышляла, стоит мне покупать сейчас новые туфли, или лучше не поддаваться соблазнам.

– Ты где сейчас? – заорал на меня телефон Маришиным голосом. – На работе тебя нет! Где ты шляешься?

От такой бесцеремонности я чуть мороженым не подавилась. Хотела уже было напомнить, что у меня, вообще-то, свободный график, и сидеть на работе с девяти до шести, как некоторым, мне нет нужды, но передумала. Во-первых, ругаться с Маришей в мои планы не входило, а во-вторых, стало интересно, что могло так вывести ее из себя.