Кирпичников хотел что-то сказать, но жена его решительноперебила:

– Мы все понимаем. И поэтому прилетели сюда встретитьсяс вами. Неужели вы считаете, что у российского сенатора так много свободноговремени? Но я уговорила Николая Даниловича на эту встречу, потому что мы навелио вас справки. Вас считают самым лучшим, самым опытным, самым авторитетнымэкспертом в области расследований. Можете не сомневаться, мы смогли бы нанятьлюбого частного детектива в Москве или где-нибудь в Европе. Но нам нужны именновы. И ваша работа будет соответственно оплачена.

Дронго улыбнулся.

– Не нужно все время говорить о гонорарах, – мягкопопросил он, – это оскорбительно и бесполезно. Если я решу взяться зарасследование, то сделаю это не потому, что вы дочь известного бизнесмена исупруга не менее известного сенатора. А только потому, что любая подобнаязагадка – это некий вызов, который преступник бросает всему обществу. Всем нам,и мне в том числе.

Кирпичникова несколько удивленно взглянула на мужа. Тотрешил, что пора вмешаться.

– Мы не хотели вас обидеть, – примиряюще произнесон, – нам важно, чтобы вы согласились нам помочь.

Он умел разговаривать с людьми в отличие от своейбезапелляционной супруги. Если Наталья сказала, что они «предлагают этуработу», то он, изменив вектор общения, добавил, что им нужна «его помощь».Важно было оценить его тактичность. Дронго согласно кивнул головой:

– Я вас понимаю. Но прежде чем я соглашусь, я долженобговорить ряд своих условий.

– Безусловно, – сразу согласилсяКирпичников, – я заранее согласен на любые ваши условия. В данном случаенам важен конкретный результат.

– Почему вы не обратились в прокуратуру, если у васесть бесспорные доказательства преступления?

Кирпичников тяжело вздохнул. Они переглянулись с женой, исенатор решил, что сам должен ответить на этот вопрос.

– Есть некоторые моменты, о которых мы скажем вампозже, если вы согласитесь на это частное расследование, – пояснил НиколайДанилович. – Мы надеемся, что вы сможете гарантировать нам определенныйрезультат. Мы наводили о вас справки.

– Во-первых, я его не гарантирую, – началДронго, – я не волшебник и не могу дать абсолютную гарантию, что смогураскрыть это преступление. Но вы можете не сомневаться, что я сделаю все, что вчеловеческих силах, чтобы его раскрыть, если оно действительно произошло.Разумеется, в этом случае мы оговариваем часть гонорара, которую вы мневыплачиваете при любых обстоятельствах…

– Конечно, – согласился Николай Данилович.

– Подожди, – перебила его супруга, – значит,если господин Дронго не добьется никаких результатов, он все равно получит нашиденьги? По-моему, это неправильно…

– До свидания, – поднялся Дронго, – торгокончен. Здесь не восточный базар.

Он повернулся и пошел к выходу.

– Постойте! – крикнул ему Кирпичников. –Постойте, не уходите. Я же сказал, что согласен на все ваши условия. Почему тывсе время вмешиваешься? – нервно спросил он у жены.

– Господин Дронго, – повысила голосНаталья, – одну минуту…

Он остановился, обернулся. Когда к нему обращается женщина,выходить из комнаты, не попрощавшись, было не в его правилах. Она быстроподнялась, подошла к гостю, судорожно схватила его за руку.

– Вы должны меня понять, – с явным усилиемпроизнесла Наталья. – Вы должны понять меня, – повторила она. –У меня такое состояние, как будто безжалостно вырезали часть моей души. Часть моейжизни. Он был младше меня на восемь лет, и я его очень любила. Не уходите.Пожалуйста, не уходите. Я была не права. Извините меня.

– Ваши извинения приняты, – согласилсяДронго, – я понимаю ваше горе и сочувствую вам. Но не нужно пытаться меняоскорбить при каждом удобном случае. Я заключаю с вами деловое соглашение.Возможно, я не сумел стать сенатором, как ваш супруг, или главой корпорации,как ваш отец, но я требую не меньшего уважения. Хотя бы потому, что мы должныбудем работать как партнеры.

Она выпустила его руку, и они вернулись на свои места.

– Что еще? – спросил Кирпичников, явно недовольныйповедением супруги. – Какие-нибудь другие условия?

– Я веду расследование так, как мне удобно, а вы должнымне помогать, – продолжал Дронго, – это во-вторых. То есть никакихсекретов, никаких тайн. Любую информацию, которая мне понадобится, вы должнымне предоставлять. Разумеется, я отвечаю за конфиденциальность. Заранеепродумайте и решите, согласны ли вы на мое второе условие.

Сенатор опять переглянулся с женой.

– Конечно, мы согласны, – сказал НиколайДанилович, – и мы готовы рассказать вам все, что мы знаем.

– И третье условие. Никто не должен знать о нашейвстрече и нашем соглашении. Пока я сам не решу, что эту информацию можнообнародовать. Я должен работать в достаточно спокойной обстановке.

– Принимаем, – сразу согласилсяКирпичников, – поверьте мне, мы даже Аристарху Павловичу не сообщили,зачем вылетаем в Италию.

– Он не знает, что вы решили провести собственноерасследование?

Кирпичников тяжело вздохнул и покачал головой:

– Не знает. И не должен знать. Принимая во внимание егосостояние… У него больное сердце, и после случившегося…

– Для него это самый большой удар в жизни, –торопливо добавила Наталья.

– Понимаю. У меня больше нет никаких условий. Ясогласен принять ваше предложение и сделать все, что в моих силах. Но дляначала вам нужно будет ответить на несколько моих вопросов.

– Пожалуйста, – кивнул Кирпичников.

Жена сидела рядом достаточно спокойно. Она уже не пыталасьвмешиваться, поняв, что столкнулась с человеком, у которого гораздо болеесильный и сложный характер, чем у ее супруга.

– Почему вы стали подозревать, что его убили? –спросил Дронго, устраиваясь поудобнее в своем кресле. – Почему вы решилисьна эксгумацию трупа?

Кирпичников пожал плечами, нахмурился.

– Это жена, – коротко ответил он, – онанастаивала на этой… проверке. Не давала мне покоя. Она была убеждена, что он немог умереть просто так.

– Почему?

Сенатор взглянул на жену, как бы давая ей возможностьвысказаться.

– Я не поверила, – объяснила Наталья, – я немогла поверить. Он, правда, курил и никогда не ограничивал себя в алкоголе. Нов двадцать восемь лет умереть от язвы? Я ведь его фактически вырастила и знала,что он был абсолютно здоров.

– Вы сказали «вырастила»? Что это значит?

– То и значит. Я заменила ему маму. Когда ему быловосемь, а мне шестнадцать, наша мама умерла. У нее был рак. Отец делал все,чтобы ее спасти, показывал лучшим врачам, но это было еще в советское время.Тогда нельзя было выезжать за рубеж и лечиться в Америке или Германии. Ввосемьдесят восьмом году. Егор был во втором классе. Я – в десятом. Нам былоодинаково больно и нехорошо. Но я была старше. Теперь понимаете, почему я такпсихую? Он был мне очень дорог.