– Я одна из них, – отвечала Нихал или Хинд. Я всегда старалась отойти в тень и заняться каким-то внезапно возникшим срочным делом.

– Я хочу вернуть эту книгу.

– Очень жаль. С ней что-то не так?

– Я купил ее. Прочитал. Она мне не понравилась. Верните мне деньги.

Далее диалог варьировался в зависимости от того, кто выступал в роли ответчика. Нихал всегда кивала, давая покупателю понять, что внимательно его слушает. Она мягко объясняла, что Diwan не библиотека. Зачастую покупатель отвечал на это, что мы как раз таки должны работать как библиотека. Мол, культура – общественное достояние, не так ли? На этой стадии я теряла самообладание и вклинивалась в разговор, говоря, что именно из-за этих вот допотопных убеждений Египет и стал таким, как сейчас, – и только после целого ряда подобных столкновений я наконец научилась держать язык за зубами. Нихал осторожно указывала на то, что в городе достаточно государственных библиотек, способных удовлетворить потребности покупателя, и выражала сожаление, что Diwan не работает по той же модели. Если же клиент попадал на Хинд, то она, с присущей ей любовью к абсурду, вступала в пространную дискуссию, чтобы испытать на прочность логические способности своего собеседника. Сохраняя уважительный тон и стремясь выглядеть наивной, она крушила его аргументы с ловкостью опытного спорщика. Если разговор затягивался, она смотрела на часы и вежливо откланивалась. Хинд самый непунктуальный человек, которого я знаю. Но, как и в нашей матери, в ней есть спокойная безжалостность и способность вежливо избавиться от человека, до которого ей больше нет дела.

Другие посетители были добрее, хотя тоже с трудом осваивали эту неведомую территорию. Они восхищались ясностью, щепетильным вниманием к деталям, декором, штатом сотрудников, но потом упирались в тот же вопрос: почему это магазин, а не библиотека? Хинд, Нихал и я, которые всегда присутствовали в торговом зале, объясняли, что библиотека, выдающая книги бесплатно, не может покрыть расходы на аренду, зарплаты, униформу, налоги и все прочие вещи, с которыми приходится иметь дело малому бизнесу. Когда нас в очередной раз спрашивали, имеет ли Diwan отношение к инициативе госпожи Мубарак по борьбе с безграмотностью, мы отвечали, что никак не связаны с первой леди или правительством – это частное предприятие. И нам с удивлением отвечали: какой нормальный человек станет вкладывать деньги в такое убыточное дело, как книготорговля?

Еще до того, как мы открыли Diwan, нам приходилось сталкиваться с неверием в наш замысел. На стадии подготовки Али, муж Нихал и один из наших соучредителей, предложил проинтервьюировать писателей, спросив их, откуда они берут идеи для своих книг. Выпускник Deutsche Evangelische Oberschule, одной из немецких школ Каира, Али был увлеченным читателем и компанейским человеком, способным заразительно смеяться. Меня поражало его умение заводить и поддерживать дружбу с людьми, разделенными с ним поколениями, континентами и идеологиями. И вот однажды мы отправились с ним на встречу с одним из самых выдающихся египетских журналистов. Выслушав нашу с Хинд презентацию проекта, он оглядел нас с головы до ног, а затем вынес свой вердикт: мы буржуазные домохозяйки и просто зря тратим свои время и деньги. С тех пор как в Египте исчез средний класс, никто здесь больше ничего не читает.

– Неужели все, что финансово невыгодно, вообще не имеет права на существование? – спросила я журналиста. – Правительства поддерживают общественные пространства, такие как парки, музеи, библиотеки, чтобы повысить культурное благополучие нации. Почему же вы считаете, что отдельный человек, который хочет взять на себя эту же миссию, обречен на провал?

– Вы молодые женщины, слабо знакомые с этим миром. Я говорю с вами как с собственными детьми. Я хочу уберечь вас от разочарования. Вы не представляете, как трудно вам будет вести свой бизнес, тем более если он будет связан с книгами. Ваши поставщики и клиенты съедят вас заживо.

Мне было обидно не столько за себя, хотя и это тоже, сколько за Египет. Что будет со страной, для которой дамбы и шоссе гораздо важнее культурных проектов? Впрочем, ответ был и так очевиден. Наши музеи уже превратились в кладбища, мертвые зоны, посвященные деяниям горстки сильных мира сего. В школьных учебниках – отголоски все той же лжи и следы тех же умолчаний. Парки урезались по мере того, как росли траты на их содержание. По мнению журналиста, культура стала делом элит, а остальным людям, с трудом удерживающимся над чертой бедности, просто не до книг. И нельзя сказать, что он был неправ. Но нам нужно было верить в свой магазин и свои книги. Если мы, египтяне, совсем забудем о том, кем мы были в прошлом, то и не узнаем, кем можем стать в будущем.

Diwan возникла на этом культурном фоне и прочно обосновалась на перекрестке прошлого и настоящего. Наше кафе Нихал оформила соответствующим образом: она перенесла в суматоху Каира дух уютных чайных из Киберона в Западной Франции, где проводила раньше каждое лето. К эстетике пространства она подошла с характерной для нее добросовестностью, поставив к столикам с мраморными столешницами стулья из дерева и хрома. Стулья были компромиссным решением: изначально она хотела установить более удобные сиденья, но Хинд рассудила, что это сократит оборот клиентов. На одной стороне меню были перечислены разные виды капучино, турецкого кофе и травяных чаев из ромашки, гибискуса, корицы и мяты, на другой – сырные паштеты, пицца на пышном тесте, морковный кекс, брауни и печенье с шоколадной крошкой. Ножи и вилки, обернутые в салфетки с логотипом Diwan, стояли наготове. Хасан, наш главный официант, был суданским беженцем и заикой и часто срывался на клиентов, оттого что они не понимают его речь. Но Нихал ценила его за чудесную улыбку, а также за неукоснительную приверженность санитарным нормам. Первое время ей приходилось утихомиривать то самого Хасана, то клиентов, но вскоре наши посетители привыкли к Хасану, а Хасан научился яснее выражать свои мысли.

Нихал всегда умела посредничать между людьми и делала это элегантно и непринужденно: хотя она была младшей из трех сестер, но почему-то выросла наиболее снисходительной и по-матерински заботливой. Я все ждала, когда же возникнет ситуация, которую Нихал не сможет разрешить, – и жду до сих пор. Она единственный знакомый мне человек, который может поститься весь месяц Рамадан и ни разу не пожаловаться. Мы то и дело ругаемся с ней вот уже двадцать лет и двадцать лет каждый раз друг друга прощаем.

Благодаря своему характеру Нихал была как нельзя лучше приспособлена к тому многообразию эксцентричных персонажей и манер поведения, которые встречались в стенах нашего на первый взгляд скромного кафе. Как и большинство подобных мест, оно имело собственный нрав, неподвластный нашим замыслам. Помню, как получала лицензию на Diwan. Я сказала чиновнику в муниципалитете, что мы будем продавать книги, фильмы, музыку и канцелярские принадлежности, а еще у нас будет кафе. Он бросил на меня пустой взгляд. «Так нельзя», – сухо ответил он, не поднимая головы от лежащего на столе бланка.

– Почему? – спросила я с вызовом, стараясь при этом выглядеть наивной и надеясь, что он вступит со мной в диалог.

– Предприятие может получить лицензию только на один вид деятельности. Нельзя быть и банком, и школой. Выберите что-то одно.