(Вообще-то в те же самые времена у французского короля Людовика XV имелось несколько совершенно автономных, подчинявшихся только его величеству спецслужб, но все они занимались исключительно внешней разведкой.)

Не исключено, что именно благодаря нововведениям Елизаветы ее царствование прошло, в общем, спокойно, без достаточно серьезных и достаточно опасных заговоров. Правда, в самые последние годы ее жизни, когда многим казалось, что ставшая часто хворать императрица вот-вот умрет, заговоров возникло целых два. Две группы сановников намеревались в случае «неожиданностей» (так деликатно именовалась возможная внезапная кончина Елизаветы) возвести на престол своего кандидата. Одна собиралась сделать единовластной правительницей молодую Екатерину, посторонив ее супруга, другие как раз наоборот, – ставили на Петра Федоровича. Однако первый заговор был вовремя вскрыт спецслужбами, а второй как-то незаметно рассосался сам собой (впрочем, о нем известно настолько мало, что далеко не все историки верят в его существование).

Был еще загадочный случай с покушением на Елизавету, когда в одном из дворцовых переходов бдительные спецслужбисты сцапали некоего субъекта с кинжалом под полой. Однако эта история навсегда останется загадкой: субъект этот оказался крепким орешком, так и умер под пытками, не сказав совершенно ничего: ни кто он такой, ни кто его послал (если кто-то посылал). Так что в этом случае при совершеннейшем отсутствии доказательств о заговоре говорить нельзя. В конце концов, покушавшийся мог оказаться и одиночкой, каких немерено в мировой истории. Своя версия у автора вообще-то есть: фанатичная стойкость под пытками наталкивает на мысль, что ниточка может тянуться к старообрядцам – люди были железные и к Елизавете относились без всякой любви, наоборот. Вот только доказательств этой версии нет и никогда не отыщется…

Ставший после смерти Елизаветы императором Петр III тоже довольно быстро занялся реформами полицейского ведомства. Московского обер-полицмейстера он поднял в чине до генерал-полицмейстера (правда, оставив в подчинении генерал-полицмейстера петербургского). И одновременно ввел новую должность: «Главного директора над всеми полициями», опять-таки подчинявшегося лично императору.

Все эти реформы касались только «центрального аппарата». На местах все осталось по-прежнему: новых полицмейстерских контор в «неохваченных» такими структурами городах так и не появилось, сельской полиции по-прежнему не существовало. Росло сопротивление военного начальства, которому не нравилось, что солдат и офицеров городских гарнизонов то и дело целыми командами отправляют на помощь полиции. А собственных сил полиции откровенно не хватало.

Скорее всего, Петр III (что бы о нем ни наплели впоследствии его враги, человек умный, дельный и энергичный) начал бы и далее проводить полицейские реформы. Но он попросту не успел. Слишком мало времени у него было, да и самой жизни оставалось слишком мало. Процарствовав неполных семь месяцев, он был свергнут собственной супругой с помощью пары гвардейских полков и через несколько дней убит…

Вполне вероятно, что он остался бы жив и по-прежнему сидел бы на троне, не соверши серьезнейшей ошибки, оказавшейся для него роковой… По благородству души Петр ликвидировал Тайную канцелярию – и не стало мощной спецслужбы, накопившей огромный опыт в раскрытии всевозможных заговоров. Скорее всего, такое решение было вызвано не только гуманизмом, но и немецким в значительной части менталитетом. Первые шестнадцать лет жизни (когда человек как раз и формируется как личность) Петр прожил в Германии (точнее, в одном из множества мелких государств, на которые была тогда разделена Германия, но это не суть важно). И не мог не проникнуться немецким менталитетом. В Германии XVIII столетия попросту не было ни заговоров, ни военных переворотов (они начнут прорезаться лишь в конце века, а уж в XIX веке расцветут пышным цветом). Германия того времени – некое подобие часового механизма, где порядок и закон доходили до такой степени, что однажды всесильный прусский король Фридрих Великий проиграл в суде дело собственному подданному (речь шла о каком-то мелком земельном споре). Прожив в России двадцать лет, Петр, такое впечатление, так и не понял до конца русскую душу. А впрочем, у него и не было к тому особых возможностей – очень уж узок был круг его общения, состоявший в основном из придворных. Да и потом не нашлось умного советчика, способного бы убедить: где-где, а в России тайную полицию распускать нельзя. Вот он и остался в убеждении, что всеми сторонами жизни руководят исключительно закон и порядок, и, коли уж он законный государь, опасаться ему нечего. Зато Екатерина (в отличие от мужа, родного внука Петра I, чистокровнейшая немка) как-то ухитрилась проникнуться именно что русским духом. А русский дух – понятие, включающее в себя слишком многое. В том числе и не раз претворявшееся в жизнь старое убеждение, что самого что ни на есть законного государя можно запросто сковырнуть с престола, если найдется парочка верных полков (а то и вовсе какая-то сотня гвардейцев, с помощью которых трон и заняла Елизавета)…

У Петра, собственно говоря, оставалась еще полиция (во все времена занимавшаяся не только криминалом, но и всевозможными заговорами). Однако полиция его как раз и предала – не участием в заговоре, а умышленным бездействием (что от участия в заговоре как-то не особенно и отличается, по-моему).

О том, как все происходило, давно и прекрасно известно из первых рук – я имею в виду знаменитые «Записки» А. Т. Болотова, офицера, участника Семилетней войны. После ее окончания Болотов стал служить на немаленькой должности при столичном генерал-полицмейстере бароне Корфе. И подробно все описал.

Столичная полиция во главе со своим начальником знала о готовящемся перевороте задолго: что готовится, кто готовит. И Болотов, и его сослуживцы как раз и сидели на агентурных донесениях, попадавших, естественно, всей кипой и к Корфу. Конспирация у заговорщиков была поставлена из рук вон скверно, о чем упоминают многочисленные свидетели, так что и рядовые гвардейцы по пьянке наболтали по кабакам достаточно. Кстати, барон Корф был в большой милости у Петра.

Человек решительный и энергичный, нет сомнений, усмотрел бы в происходящем нешуточную возможность отличиться, вовремя разоблачив заговор и приняв все меры к его подавлению. Тем более что шансы на успех имелись изрядные. Далеко не все придворные сановники были сторонниками Екатерины. Не так уж и далеко, в Прибалтике, стояла армия генерала Румянцева – восемьдесят тысяч штыков, как на подбор, обстрелянные на Семилетней войне солдаты.

Однако Корф, по характеристике Болотова, был в первую очередь «хитрым придворным человеком». И, заранее зная о заговоре почти всё, откровенно принялся устраивать свою собственную судьбу. Постарался отдалиться от Петра, насколько было возможно, при любом удобном случае маячить возле Катерины, чтобы «ей всем, чем мог только, прислуживаться и подольщаться».

Какой поп – таков и приход. Офицеры Корфа, и Болотов в том числе, практически забросили служебные обязанности и дни напролет вели долгие унылые беседы: как бы ухитриться, чтобы остаться в стороне от всего этого и не угодить под замок, когда переворот все же грянет? Какая уж тут работа… Вдобавок к Болотову стал откровенно липнуть один из главарей заговора Григорий Орлов, явно пытаясь «привлечь в ряды», чтобы иметь своего человека в столичной полиции.