Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хорошо, ваша аргументация мне понятна. А как вы объясняете то, что в двадцать тридцать пять дверь в квартиру была открыта?
— Предполагаю, товарищ полковник, что Заварзин выходил покурить на лестницу и выбросил окурки в мусоропровод. Когда я приехал, то на кухне дым стоял коромыслом, окно же почему-то было закрыто. В пепельнице мы обнаружили пять затушенных сигарет, но в початой пачке отсутствовало девять. Наверное, ему стало трудно дышать, и он на несколько минут покинул квартиру, а по возвращении не запер дверь. И потом застрелился.
— Не проще ли было открыть окно и проветрить помещение?
— Трезвому проще, конечно, а пьяный не додумался до этого. Такое случается, сами знаете.
— Да уж, логика пьяного бывает не понятна никому. Но ведь в квартире мог находиться кто-то, кто убил Заварзина, стер свои отпечатки и сбежал с места преступления, не закрыв дверь. На ней ведь был не английский замок?
— Так точно, дверь не захлопывалась автоматически.
— А ключи от нее у убитого нашли?
— Да, в кармане джинсов.
— Номера входящих и исходящих на смартфоне проверили?
— Проверяем, их там сотни. Пока не нашли ничего интересного или необычного, номера принадлежат артистам и артисткам музыкального театра, актерам и актрисам, снимавшимся с ним в сериалах, режиссерам, продюсерам, спонсорам, журналистам, медицинским центрам, поклонницам. В последний день жизни Заварзина у него состоялось двенадцать разговоров, сейчас отрабатываем каждого из собеседников покойного.
— А откуда, по-вашему, у Заварзина появился «парабеллум»?
Сергеев неопределенно пожал плечами:
— Мог приобрести у черных копателей, ведь на территории нашего региона во время войны долго шли тяжелые бои.
— Кто-нибудь из свидетелей видел у убитого пистолет?
— Нет, никто. Но такими вещицами не хвастаются, ведь то, что за хранение привлекают к уголовной ответственности, Заварзин должен был знать.
Усольцев молча кивнул, встал из-за стола, прошелся по кабинету и, наконец, сказал:
— Дело это, как вы понимаете, Александр Александрович, особое, результатов вашего расследования ждут очень многие. Вы опытный сыщик, заслуженно уважаемый в городском УВД, я вам полностью доверяю. Но прошу — не считайте версию с самоубийством главной и тем более единственной, рассматривайте и возможность убийства, постарайтесь выяснить, кому оно могло быть выгодно. Есть несколько фактов, указывающих на такой вариант, — погибший не оставил записки, на одной из двух кофейных чашек есть отпечатки, ему не принадлежащие, в любом случае у Заварзина кто-то был в тот вечер. Докладывайте мне о ходе следствия раз в неделю, будут важные новости — звоните в любое время.
— Слушаюсь, Михаил Федорович! — бодро ответил майор.
Он уже давно пришел к выводу, что дело Заварзина доставит отделу большую головную боль. Того же мнения придерживался и старший следователь Областного управления СК РФ Вадим Черников, руководитель следственной группы. Как выяснилось, у актера не осталось близких родственников, зато восторженных поклонниц по всей стране хватало. И журналисты, конечно же, скоро начнут спрашивать о ходе расследования.
Так называемые медийные личности, известные по телеэкрану и социальным сетям Интернета, дающие часто интервью по самым разнообразным поводам, с глубокомысленным видом сообщающие свое мнение по вопросам, весьма далеким от сферы их знаний и интересов, уже принялись высказываться о том, что и почему произошло с погибшим. Их версии были основаны только на собственных амбициях и интуиции, никакими фактами они не располагали, но только однозначный ответ следствия, подкрепленный вескими доказательствами, мог раз и навсегда закрыть набирающую оборот дискуссию говорливых дилетантов от криминологии и юриспруденции.
Рейс из Шереметьево прибыл в аэропорт «Степной» города Южнограда точно по расписанию, в десять двадцать утра. В столице моросил дождь, а здесь вовсю светило яркое весеннее солнце. До гостиницы «Речной простор» на набережной ехать на такси Лобову пришлось долго, почти час с четвертью. Дорога шла сначала по степи, потом замелькали за окном иномарки, пригородные районы, новостройки жилых домов и торговых центров, парки и скверы, заводские корпуса. Чем ближе подъезжали к центру, тем дольше приходилось стоять в пробках, плотность транспортных средств росла и росла. Но вот появилось, наконец, многоэтажное здание белого цвета, водитель улыбнулся и сказал:
— Приехали, жить будете в самом комфортном в жаркую погоду месте, у реки.
Заранее забронированный одноместный номер на третьем этаже оказался удобен и комфортабелен, Эдуард разложил вещи из компактного чемодана по полкам платяного шкафа и прикроватной тумбочки, принял душ и спустился по широкой лестнице к стойке дежурного администратора. Журналист предыдущим вечером созвонился с художественным руководителем Театра музкомедии Антоном Ильичом Лазаревским и договорился с ним о сегодняшней встрече в три часа дня. По просьбе Лобова администратор вызвал ему такси, и через полчаса Эдуард вышел из машины желтого цвета возле старинного двухэтажного здания с колоннами, кариатидами и красивым балконом с металлической витой оградой. Готовясь к встрече, журналист нашел в Интернете много полезной информации.
Театр музыкальной комедии появился в городе почти сто пятьдесят лет назад. Построили его на деньги местного купечества, режиссера и труппу пригласили из Москвы, там они выступали в знаменитом антрепризном театре Лентовского в летнем саду «Эрмитаж». Ставили тогда в основном оперетты зарубежных композиторов — «Прекрасную Елену» Оффенбаха, «Летучую мышь» Штрауса, «Цыгана-премьера» Кальмана, «Веселую вдову» Легара. На верхнем этаже в великолепном зале с лепниной и огромной люстрой зрители наслаждались пением любимых артистов, на нижнем — в перерыве и перед спектаклем — можно было плотно поужинать, выпить бокал шампанского, закусив черной зернистой икрой. По сравнению с кафешантаном «Сицилия» на углу Старой Дворянской улицы и Редутного переулка, где пели двусмысленные куплеты и лихо отплясывали канкан бойкие и доступные всем посетителям, готовым заплатить за сомнительные удовольствия, девицы легкого поведения, Театр музкомедии считался заведением приличным и благопристойным. Но в грозном семнадцатом году северный ветер из далекого Петрограда задул на тихих южных улицах, принеся тревоги и смятения революционного времени.
Власть в городе переходила от красных к белым, потом снова к красным, отходящим на восток под напором рейхсвера после заключения Брестского мира. Потом ушли и немцы, и большевики, ситуация как-то стабилизировалась, потянулись сюда состоятельные беженцы из Москвы, Петрограда и центральных губерний в надежде, что «авось все еще наладится». И приободрившимся местным обывателям, и приезжим хотелось хотя бы ненадолго пожить прежней, довоенной и дореволюционной жизнью, так что начали открываться банки, рестораны и кафе. И конечно, распахнулся занавес на сцене Театра музыкальной комедии.