Папенька же вспомнил обо мне, когда мне исполнилось полтора года — как раз тогда, когда сам стал королем после скоропостижной смерти своего отца и моего дедули. Вскоре после этого был заключен договор о дружбе и границе с Наалем, царем Имлана, и я, за неимением другого потомства женского полу, превратилась в товар. Меня торжественно доставили на континент и обручили с семилетним сыном царя. Этот факт и определил всю мою последующую жизнь.

Поскольку росла я болезненной и к тому же не была даже хорошенькой, вскоре было решено вернуть меня на Лунный остров, где климат мягче, и забрать во дворец лишь к двенадцати годам. Военному делу меня учить даже не пробовали, да я и не казалась пригодной для него. Так, показали основные приемы самообороны длинным кинжалом... В шесть лет Ситан отвела меня к своему двоюродному дяде Салуру, хранителю хитемской библиотеки, и тот за какой-то год выучил меня чтению, письму и счету. После этого меня учили только танцам, хорошим манерам и немного верховой езде — в самом деле, зачем живому товару какое-то другое образование?

Хотя нет — наложницу все-таки учат большему, чтобы поднять ее цену в глазах покупателя. Моя же цена была раз и навсегда определена кровью, текущей в моих жилах.

В остальном я была вольна заниматься чем угодно. Ограничений было только два — не играть с детьми низкого происхождения и не касаться храмовых тайн. Ну, храмовые тайны в те годы интересовали меня очень мало, а вот что до игр с детьми... Не знаю, как так получилось, но среди тех детей, что считались достойными меня, не было ни одной девочки моих лет — либо на четыре года старше, либо на пять лет моложе, а в промежутке — лишь шестеро мальчишек и я.

Назвать наши отношения хотя бы приятельскими было весьма непросто. Всех их готовили к государственной службе, и они отчаянно завидовали моей свободе — в самые жаркие часы, когда я плескалась в море или собирала цветы в прибрежных рощах, они были обязаны сидеть в школе и зубрить математику, историю и законодательство. Зато уж после уроков они отыгрывались на мне. Девочки растут быстрее мальчиков, но все равно отбиваться одной от шестерых — никому не пожелаю. Однако куда страшнее синяков и ссадин были насмешки, на которые я совершенно не умела отвечать. Особенно бесили меня утверждения, что мой будущий муж обязательно будет бить меня и что в Имлане все едят собак, а значит, и мне придется.

На их уроки я поначалу начала ходить из чистого упрямства, с единственной целью доказать этим маленьким мерзавцам, что ничуть не глупее их. Их учитель, Орин, не препятствовал мне — не в его власти было запрещать что-то принцессе крови. Но очень быстро то, что рассказывал Орин, сделалось интересно мне само по себе. Я пожелала знать больше, и это желание снова привело меня в библиотеку старого Салура...

Однако моя тяга к знаниям лишь возвела новый непреодолимый барьер между мной и мальчишками. Если раньше они время от времени все же принимали меня в свои игры, то теперь... Как-то незаметно я сделалась у Орина первой ученицей, и этого мне простить уже никак не могли. А с другой стороны, я и сама преисполнилась величайшего презрения к своим соученикам. С огромным интересом прочитав три книги о правлении королевы Маллах, я не могла понять тех, кому не под силу запомнить даже даты ее войн с Имланом. С легкостью решая запутанные задачки на вычисление площади земельного участка, не желала подсказывать тем, кто и в устном-то счете постоянно путался. А тут еще и Орин, не зная, чем расшевелить нерадивых учеников, взялся постоянно ставить меня им в пример...

Годам к одиннадцати я и сама оставила всякие попытки сдружиться со сверстниками. Зато полюбила сидеть у Салура в библиотеке, возясь со старыми книгами и беседуя обо всем на свете. До моего предполагаемого отъезда в столицу оставалось три луны, когда пришло известие, что мой жених, имланский царевич, погиб в бою со степными варварами.

Отныне все цвета, которых не бывает ночью, стали запретны для меня. Только белая, серая или черная одежда, только белые цветы в венках, а в украшениях — только серебро и слоновая кость, жемчуг и опалы, алмаз и хрусталь, обсидиан и черный агат... И ни один мужчина на свете не посмел бы соединить над алтарем руки с той, чей жених умер до свадьбы.

Разумеется, когда пришел срок, никто и не подумал присылать за мной. Кому нужна лишняя фигура в хитросплетениях дворцовых интриг? А кроме того, у папеньки-короля давно уже имелись законные дочери от законной супруги.

А через год новая беда обрушилась на меня. Умерла Ситан. Утром с искаженным болью лицом схватилась за правый бок — а к следующему утру уже лежала, с головой укрытая покрывалом цвета охры, и я сквозь тонкую ткань ощущала, как неотвратимо уходит тепло из сложенных рук. Салур сказал мне, что это воспалился некий особый отросток в кишках, даже показал его в анатомическом атласе. И прибавил, что врачи на континенте уже давно научились вырезать его и тем спасать человека, да только поди найди такого врача на нашем Лунном острове!..

Прах его побери, этот остров! Только одни слова — ах, древнейшая провинция королевства, ах, колыбель нашего народа, ах, Дом Лоама и Серенн, единственное место, где они восстают в своих истинных обликах! А убери всю эту мишуру, и останется то, что есть, — давно не чиненные стены цитадели Хитема, чахлые поля, наглые козы на каменистых склонах и запах помоев из канав. Дыра дырой, да простят меня великие боги...

Тогда, после смерти Ситан, я и поняла окончательно, что отныне до меня нет дела абсолютно никому, кроме разве что Салура. Все вокруг было для чего-то предназначено — все, кроме меня. И в то же время не было никого, кто имел бы право что-то указывать принцессе из дома Исфарра. Я была совершенно свободна — и никак не могла придумать, на что же потратить эту свободу.

Я уже давно не была ни слабой, ни болезненной, а к четырнадцати годам неожиданно осознала, что становлюсь красивой. Те самые мои соученики, что раньше смеялись над моими выпирающими ключицами и кидали репьи в косу, теперь останавливали на мне маслянистый взгляд и выдавливали из себя неуклюжие комплименты. Само собой, мое презрение к ним от этого только усилилось. Я в равной степени ненавидела их потные руки и говорить с ними было можно в лучшем случае о лошадях. Их интересовало мое тело, но никак не мой внутренний мир. Они называли меня холодной лягушкой — я только зло усмехалась и отвечала, что нет холодных женщин, а есть мужчины, не способные зажечь огонь...

Приблизительно тогда же Салур посвятил меня в свое тайное увлечение: уже много лет он собирал старые магические рукописи и сам постигал основные принципы искусства магии. Я присоединилась к нему с огромным воодушевлением, ибо это давало моему существованию хоть какой-то смысл.

Разумеется, сила самого Салура, несмотря на все его знания, была не так уж велика — будь иначе, сидеть бы ему не в хитемских библиотекарях, а где-нибудь получше. Что же до моих собственных способностей, то Салур утверждал, что к женщине настоящая магическая сила приходит лишь после близости с мужчиной.

Какое-то время я находилась в раздумьях: силы хотелось, но одна мысль о близости с кем-то из моих сверстников вызывала у меня омерзение. Но тут в нашем затхлом Хитеме появилось новое лицо — Кайсар, столичный инспектор по особым поручениям. Никогда не могла понять, в чем заключались эти его особые поручения, а главное, когда он занимался своей инспекцией — ухаживание сразу за всеми привлекательными дамами вряд ли оставляло ему хоть какое-то время. Само собой, я тоже не избегла его внимания — мне уже было шестнадцать, и я получила право появляться в обществе.